Шрифт:
Пророчество пугает нас лишь до тех пор, пока не сбудется. Какой, скажите, смысл бояться Апокалипсиса, если он уже состоялся?
В известном рассказе американского фантаста герой в неистовстве расстреливает из револьвера четырёх лабораторных обезьян. Их, насколько мне помнится, посадили за пишущие машинки, чтобы проверить некоторые положения теории вероятности, а обезьяны принялись печатать набело произведения классиков.
Разумеется, речь в рассказе шла не о творчестве и даже не о разуме, поскольку, повторяю, шедевры мировой литературы печатались подопытными приматами в готовом виде, без черновиков,
Наиболее внятно эти предчувствия были озвучены Кириллом Еськовым в его известном интервью: «Не знаю, сумеет ли когда-нибудь компьютер написать роман, но что роман, надиктованный шимпанзе, появится раньше, — голову даю на отруб».
В устах позитивиста Еськова пророчество прозвучало с грубоватым задором, и всё же вряд ли Кирилл Юрьевич мог предположить, что, во-первых, событие уже на пороге, а во-вторых, обернётся для многих очередным разочарованием.
Как говаривал Ежи Лец, не следует ожидать слишком многого от конца света.
Не я первый усомнился в подлинности истории, приведённой в послесловии ко второму изданию романа Мими «Грязное животное». Вообще должен заметить, что после непредумышленной травли-раскрутки, учинённой бесчисленными рецензентами, трудно оказаться в чём-либо первым. А уж когда в скандал вмешались профессиональные литераторы, привлечённые возможностью мимоходом уязвить друг друга, возникла, на мой взгляд, необходимость ввести новый термин — «мимистика» (по образцу соляристики Станислава Лема).
Первыми усомнившимися, если не ошибаюсь, были автор статьи «Мими де Габриак» Мария Галина и язвительнейший Эдуард Геворкян («Левой задней рукой»).
История такова: пять лет назад (то есть в то самое время, когда Кирилл Еськов отвечал на вопросы интервьюера) шкиперу Петру Величко, работавшему по контракту в одной из африканских стран, был продан за бутылку рома детёныш шимпанзе, самочка по кличке Мими. Спустя полтора месяца срок контракта истёк — и российский гастарбайтер, уступив штурвал своей баржи преемнику-молдаванину, отбыл на родину, в Нижний Чир. Мими он прихватил с собой, и это едва не стоило шимпанзёнку жизни, а шкиперу — свободы, поскольку обезьянку он попытался провезти тайком, без санитарного сертификата, минуя таможенный контроль.
Не обязательно быть литературоведом, чтобы в памяти немедленно всплыли незабвенные строки из «Моей родословной» Александра Сергеевича Пушкина:
Решил Фиглярин, сидя дома, Что чёрный дед мой Ганнибал Был куплен за бутылку рома И в руки к шкиперу попал.Имя и фамилия бывшего владельца Мими также наводит на мысль об откровенной мистификации, однако беда в том, что экс-шкипер Пётр Величко действительно проживает в Нижнем Чире и даже удостоился статьи в одной из волгоградских газет.
Когда корреспондент (мой хороший знакомый) предложил сопроводить его и затем прокомментировать сенсационный материал, я согласился. Петра Алексеевича мы застали под хмельком в компании двух юристов, убеждавших хозяина подать в суд на издательство и нынешних опекунов Мими. Историю с продажей шимпанзёнка он подтвердил, настаивая, впрочем, что расплатился за обезьянку местной валютой. Надо полагать, бутылка рома была придумана автором послесловия, так сказать, для полноты совпадения.
Собственно, сути дела это нисколько не меняет. В конце концов биографические справки, прилагаемые к очередной книге любого раскрученного автора, тоже во многом приукрашены.
Несмотря на уговоры адвокатов (спиртное принесли именно они), перспектива судебной тяжбы ничуть не привлекала Петра Величко. Да, позиция опекунов смотрелась соблазнительно шаткой (чиновник, от которого зависела судьба конфискованного животного, как выяснилось, приходился этологу Ираклию Концевому дальним родственником), однако в результате разбирательства могло воскреснуть дело об отсутствии санитарного сертификата, попытке контрабанды и, что уж совсем неприятно, взятки должностному лицу.
Вернёмся, однако, к пространному послесловию. Очутившись в вольере для конфиската, непривычная к суровому российскому климату Мими простудилась и едва не отдала богу душу. Тогда-то и появились в её жизни супруги Концевые, уже вырастившие к тому времени в домашних условиях двух шимпанзе: самца Ахилла и самку Клару. Не берусь судить о научной ценности проводимых супругами опытов по обучению обезьян языку жестов, но, насколько я понимаю, это было нечто аналогичное экспериментам, начавшимся на западе примерно полвека назад. Единственное отличие: наши приматы осваивали не американский ASL, а русскую азбуку глухонемых, что даёт повод говорить о несколько ином менталитете. Той же точки зрения придерживается и Аркадий Рух, особо отмечая при этом повышенный уровень духовности шимпанзе, воспитанных в православной среде.
Попав в компанию двух взрослых обезьян, подросток Мими, естественно, оказалась на низшей ступени иерархии и заработала в итоге серьёзный комплекс неполноценности. Известно, что обученные шимпанзе презирают необученных сородичей. Несмотря на стремительные успехи Мими в освоении упрощённого языка глухонемых, Ахилл и Клара продолжали относиться к ней свысока. Жест, означающий «грязное животное», стал кошмаром всей её дальнейшей жизни.
Изворачиваясь и хитря, Мими быстро заработала репутацию отъявленной лгуньи. Кстати, способность обезьян обманывать людей и друг друга достаточно хорошо изучена. Позволю себе привести для примера перевод с ASL диалога между исследователем и шимпанзе Люси, чьи экскременты были обнаружены посреди комнаты.
Роджер. Что это?
Люси. Люси не знает.
Роджер. Ты знаешь. Что это?
Люси.Грязь, грязь.
Роджер. Чья грязь, грязь?
Люси.Сью.
Роджер. Нет, не Сью. Чья грязь?
Люси.Роджера.
Роджер.Нет, не Роджера. Чья грязь?
Люси.Грязь Люси, Люси. Прости Люси.