Эдгар Аллан По. Поэт кошмара и ужаса
Шрифт:
Жене поэта с каждым днем становилось все хуже, ее била постоянная лихорадка, она непрерывно кашляла кровью, испытывая жестокие боли. Но она держалась удивительно твердо, стараясь подбодрить мужа, который, как уверяли очевидцы, словно бы пребывал "в ступоре", походя на человека, который "не живет, не мучается, а просто существует".
Свидетелем последних дней в жизни Вирджинии стала и Мэри Дженнинг, некогда возлюбленная поэта, а теперь вполне респектабельная дама из Нью-Джерси. Она тоже приехала в Фордхем, чтобы помочь По деньгами, и застала его супругу уже на краю смерти. Позднее она вспоминала: "За день до смерти Вирджинии я нашла ее в гостиной. "Не лучше ли вам сегодня?" — спросила я ее, садясь рядом с большим креслом, в котором она
30 января 1847 года в Фордхем приехала и миссис Мэри Шю. Она и Мэри Дженнинг еще успели поговорить с умирающей, чтобы хоть как-то ее поддержать. Но вскоре началась агония, и в тот же день Вирджиния По скончалась.
Тогда же выяснилось, что за всю жизнь никто не удосужился нарисовать портрет несчастной, и кто-то из присутствовавших быстро набросал на листе бумаги лицо скончавшейся женщины. Так появился единственный портрет супруги Эдгара Аллана По, который дошел до нас и который публикуется во всех биографиях поэта.
Денег на похороны, кончено же, не было, и миссис Шю оплатила всё необходимое, даже покупку савана. Место для погребения предоставили соседи По, семья Валлентайнов, на фамильном участке фордхемского кладбища близ старой голландской реформатской церкви.
2 февраля 1847 года немногочисленная погребальная процессия отправилась под холодным, пронизывающим ветром к свежевырытой могиле. Эдгар По шагал за гробом супруги, кутаясь в потрепанную шинель курсанта Вест-Пойнта и тщетно пытаясь унять бившую его дрожь. Он стоял у могилы своей верной возлюбленной, пока ее не закидали землей, а когда вернулся домой, то упал в постель, как сраженный внезапным ударом. У поэта началась тяжелая горячка, переходившая в настоящее безумие. Герви Аллен отмечает: "Некоторое время после смерти Вирджинии По был так болен, что совсем не покидал Фордхем. У миссис Клемм, проведшей долгие годы в заботах о больной дочери, теперь оказался на руках новый пациент, который не выжил бы, если бы не она и миссис Шю. Миссис Клемм рассказывала, что По лишился сна; ночная тьма и одиночество доводили его до безумия. Она часами сидела у его постели, положив руку ему на лоб, но, когда, думая, что он уже уснул, поднималась, чтобы уйти, слышала его шепот: "Нет, Мадди, нет, побудь еще!""
Со смертью Вирджинии, словно бы оборвалась самая крепкая нить, привязывавшая поэта Эдгара Аллана По к бренной жизни на этой земле.
Глава 6
К ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЕ
Эдгар По едва не умер после кончины Вирджинии. Нервное и психическое истощение, судя по всему, наложилось на воспаление легких, которое он подхватил на похоронах. Безумие, охватившее поэта, никак не способствовало его выздоровлению, а напротив, вело к тому, чтобы как можно быстрее загнать По в могилу. Позднее он писал о случившейся с ним болезни так: "Меня переполняла такая мучительная боль, что несколько недель я не мог ни думать, ни даже двигаться".
В очередной раз поэта спасли "добрые самаритянки" — не только Мария Клемм, которая постоянно ухаживала за больным зятем, но и миссис Мэри Шю. Она периодически навещала поэта в Фордхеме, особенно когда его состояние зримо ухудшалось. Мэри Шю даже пыталась сводить его в местную церковь, но выдержать долгую службу По не смог и быстро покинул храм.
Во время приступов горячки поэт бредил и рассказывал миссис Шю воображаемые истории о своей жизни, вроде байки про то, как он дрался на дуэли во Франции (где Эдгар По никогда не был). Или про то, что он написал роман "Жизнь несчастного художника", который издатели приписали французскому романисту Эжену Сю. Трудно сказать, чего больше во всех этих бреднях — желания покрасоваться перед симпатичной женщиной или просто неконтролируемой работы больного мозга.
Но постепенно кризис миновал, и состояние больного поэта заметно улучшилось. Неизвестно, сопровождался ли этот приступ безумия очередным запоем, но после него, как это нередко бывало в судьбе По, наступил период полнейшей трезвости и ясности.
Поэт вновь начал охотно принимать гостей и прогуливаться с ними, беседуя, по берегу Бронкс-ривер. Через несколько месяцев после смерти Вирджинии Эдгар По написал, что ранее он "пил до умопомрачения и почти разуверился в возможности излечения, которое пришло тем не менее вместе со смертью жены". В другом письме По заметил, что ему "еще никогда не было так хорошо… Я встаю рано, ем немного, не пью ничего, кроме воды, и постоянно занимаюсь физическими упражнениями на свежем воздухе". Конечно, во многом это была попытка подбодрить самого себя, сделать хорошую мину при плохой игре. К тому же показательно, что в отсутствие Вирджинии период трезвости не продлился слишком долго.
Беспочвенно надеясь, что у него начался новый этап в жизни, летом 1847 года По вернулся к иллюзорным мечтам о создании собственного литературного журнала. (Как будто горького урока с единоличным владычеством над "Бродвей джорнэл" ему было мало.) Он попытался найти новых потенциальных подписчиков в Вашингтоне и Филадельфии, куда отправился в конце июня 1847 года. Поездка была скорее разочаровывающей, и в итоге краткий период подъема жизненных сил сменился запоем. Позднее По писал приятелю в Филадельфию, что был "ужасно болен — настолько, что единственное, о чем я мечтал, это добраться до дому". Возможно, По даже пережил сердечный приступ, учитывая его застарелые недомогания.
Во время очередного приступа работоспособности поэт неожиданно задумал философский трактат, якобы способный объяснить все тайны Вселенной. Основные идеи, на которых должно было базироваться это произведение, Эдгар По анонсировал во время публичного выступления 3 февраля 1848 года в научной библиотеке в Нью-Йорке. По был в ударе и, несмотря на, мягко говоря, не слишком сенсационную тему, заставил публику восторженно его слушать. Один из свидетелей выступления, Мансвелл Б. Фильд, утверждал, что у поэта его поразило "бледное, тонкое, умное лицо и потрясающие глаза. Его лекция была подобна великолепной рапсодии. Он появился как само вдохновение и заразил своим вдохновением аудиторию. Изящное тело плотно обхватывал аккуратно застегнутый сюртук".
Успех лекции и положительные отзывы на нее в печати подхлестнули вдохновение По. Он покрывал своим четким и аккуратным почерком страницу за страницей и в конце апреля 1848 года смог предоставить нью-йоркскому издателю Джорджу П. Патнему рукопись трактата, получившего название "Эврика". Позднее Патнем вспоминал, что во время встречи поэт "сидел за столом и целую минуту смотрел на меня сверкающими глазами, прежде чем сказал: "Я — мистер По". Конечно же, я весь обратился в слух, так как был самым искренним образом заинтересован". По был настолько убежден в гениальности своего трактата и до такой степени оторвался от реальности, что с ходу предложил Патнему выпустить книгу тиражом в пятьдесят тысяч экземпляров. Издатель прежде решил повнимательнее взглянуть на текст и по зрелом размышлении снизил предложенный По тираж ровно в сто раз — 11 июля 1848 года "Эврика" вышла в свет тиражом 500 экземпляров и продавалась за 75 центов.
Из всех произведений По "Эврика" является наименее читаемой и в наибольшей степени непонятной. Пытаясь представить собственный взгляд на происхождение и сущность Вселенной, По сотворил хаотичное и темное по смыслу сочинение. Так что в определенной степени Эдгара Аллана По можно считать и родоначальником специфической американской философии с ее удивительной невнятностью и неконкретностью. (И в подобном высказывании нет никакой клеветы или предубежденности. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать Д. Сантаяну, считающегося чуть ли не самым великим философом в истории США).