Эдинбург. История города
Шрифт:
Для продажи застройщикам городской совет выделял участки, не всегда совпадавшие со средневековой разметкой. Это делалось, в частности, для того, чтобы на больших по площади участках создавались более вместительные здания. По мере того как на склоне Замковой скалы селилось все больше и больше людей, доходные дома становились поистине гигантскими. Самый высокий из них, так называемый Вавилон, со стороны Каугейта поднимался вверх на четырнадцать этажей — «огромная куча горючих материалов», которой суждено было вспыхнуть в великом пожаре 1700 года. [189] Одновременно продолжалось и строительство низкопробных домов из бросовых материалов, но предпринятые городским советом меры скорее поощряли постройку более долговечных и элегантных доходных домов, как, например, в Милнс-Корте, построенном в 1690 году на противоположной стороне Лаунмаркета. Квартиры там состояли из пяти-шести шикарно обставленных комнат, а некоторые и из дюжины. Мода на высоту принесла с собой социальное расслоение в стенах каждого отдельно взятого дома. Богатые жили на средних этажах высоких доходных домов; бедные — либо на первых этажах, поближе к шуму и вони улиц, или на верхних, куда приходилось подниматься по длинной лестнице.
189
Coltness Collections, ed. J. Dennistoun (Edinburgh, 1842), II, 48–49.
Благоустройство
190
Extracts from the Records of the Burgh of Edinburgh, eds J. D. Marwick et al. (1869—), X, XIII, 120,181, 298; XII, 88
Модернизация начала затрагивать и другие аспекты городской жизни; по мере того как последняя все более и более усложнялась, возникла потребность в более интенсивном обмене информацией. С 1695 году в Эдинбурге начало функционировать почтовое отделение. В пределах города письма доставлялись мальчишками, которые знали все адреса и вырастали прямо под носом у горожан, когда те хотели послать письмо или посылку. Они же приставали к приезжим, ищущим, где бы поселиться, или просто выглядевшим потерянными в суете Хай-стрит; они же играли роль сутенеров. Эти «бедолаги ночуют в каком-то тряпье на лестницах домов — и все же часто им, в общем, вполне доверяют». (Их современным коллегам приходится запоминать только топографию полей для гольфа.) Для передачи информации о событиях в большом мире вначале появились такие предшественницы известных нам газет, как листовки, печатавшиеся во время гражданских войн. Самыми ранними образцами таких изданий, в которых уже можно опознать современные газеты, были «Календонский Меркурий» и «Осведомитель королевства», которые появились в 1661 году и, возможно, продержались несколько лет. «Эдинбургскую газету» начали выпускать в 1680 году; позднее, в 1699 году ее выпуск был возобновлен старым солдатом, превратившимся в предпринимателя, Джеймсом Дональдсоном; она существует до сих пор, но теперь публикует только официальные сообщения. Затем, в 1704 году, Адам Боиг основал газету «Эдинбургский курьер». Эти два печатных органа оказались соперниками, причем Боиг с его более глубоким освещением событий и более широкой аудиторией в период до заключения договора об Унии несколько опережал своего собрата. [191]
191
Edinburgh City Archives, Minute Book 75, 206–207; Hugh Arnot. History of Edinburgh (1782), 512: M. R G. Fry, The Union: England, Scotland and the Treaty of 1707(Edinburgh, 2006), 148.
Для передвижений по городу появился общественный транспорт, вначале — в виде портшезов. Первый портшез появился в Эдинбурге в 1661 году. К 1687-му их было только шесть, однако через сто лет портшезы уже исчислялись дюжинами. Носильщиками портшезов обычно работали горцы. Это традиционное средство передвижения, хоть и удобное для узких проходов и переулков, едва ли можно назвать современным. Другое дело наемные экипажи. К 1673 году их было всего около двадцати; в 1676 году уже приходилось издавать законы, чтобы экипажи перестали «мчаться на бешеной скорости» по Хай-стрит, а шли шагом. Со временем установилось постоянное транспортное сообщение с Лейтом. В 1670 году Адам Вудкок получил разрешение возить туда и обратно пассажиров, взимая с них шиллинг. В 1677 году монополию на маршрут сроком на 12 лет получил Уильям Хоум. Следующим монополистом по перевозке пассажиров между Эдинбургом и Лейтом был Роберт Миллер, с 1702 по 1711 год. Похоже, он добился большего успеха, нежели его предшественники, поскольку городской совет уже начал выпускать определенные предписания для возниц. В 1675 году за пределами городских стен появились первые мостовые, в начале Лейтской дороги и в районе современной площади Лористон-Плейс. [192]
192
Extracts from the Records of the Burgh of Edinburgh, eds J. D. Marwick et al. (1869—), X, 161, 226–228, 282; XI, 36; J. Marshall, «Social and Economic History of Leith in the Eighteenth Century», unpublished PhD thesis, University of Edinburgh, 1969, 444–448.
В городе появились магазины, что также было новинкой. До сих пор люди покупали все товары непосредственно у производителя. За едой они отправлялись на открытые рынки, память о которых до сегодняшнего дня сохраняется в названиях Рыбный тупик и Мясной тупик. В том, что касалось всего прочего, товары поставляли и продолжали поставлять купцы. Поскольку они редко специализировались на чем-то одном и просто продавали все, что удавалось заполучить, у них не было нужды в помещении для продажи одного сорта товаров. Имевшиеся на тот момент магазины скорее предлагали предметы роскоши, привезенные из-за границы. Например, в 1689 году городской совет выдал разрешение на ведение дела в Эдинбурге ирландскому парфюмеру, бежавшему на чужбину, так как на его родине было неспокойно. В 1695 году аналогичное разрешение было выдано двум гугенотам, занимавшимся золочением и покрытием различных вещей японским черным лаком. В 1698 году еще одному мастеру таким же образом разрешили делать зеркала. Вообще, город благосклонно относился к беженцам. К 1700 году в Эдинбурге получили разрешение на работу три еврея — возможно, в сфере импорта и экспорта. При условии перехода в христианство им был обещан статус вольных горожан. [193]
193
Extracts from the Records of the Burgh of Edinburgh, eds J. D. Marwick et al. (1869—), XI, 74, 180, 240–241, 272.
Торговля предметами роскоши расцвела настолько, что в 1704 году несгибаемый патриот Эндрю Флетчер из Сол-тауна пожелал собрать некоторую статистику с целью эту торговлю прекратить. Проведенное им исследование показало, что те же самые товары, которые можно было увидеть в Эдинбурге, имелись в продаже и в других крупных городах Европы. Поскольку речь шла о Шотландии, в перечне указанных товаров выделялись алкогольные напитки, табак и «зелья». За небольшими исключениями все стекло и металлические изделия ввозили из-за границы, так же, как и большую часть керамической посуды, не говоря уже об изысканной мебели, зеркалах и часах — и, разумеется, фарфор, чай, кофе и шоколад, чернослив, финики, изюм, инжир и коринку, оливки, каперсы, анчоусы и соления. Сегодня среди предназначенного для туристов китча на Хай-стрит все эти товары найти было бы трудно. [194]
194
National Library of Scotland, MS 17498, ff. 70 et seq.
Рост розничной торговли вызвал у эдинбургских купцов зависть и желание предпринять определенные попытки снова перехватить инициативу. В 1681 году они сформировали Купеческую компанию, призванную контролировать деятельность ее членов, подобно корпорациям ремесленников. Это решение, возможно, было продиктовано соображениями о том, что к тому моменту в старую купеческую гильдию, в результате подписания арбитражного декрета 1583 года, проникло слишком много ремесленников. Формирование новой компании выглядело попыткой вернуть себе ускользающие из рук исключительные права. Эта организация была призвана укрепить монополию местных купцов на продажу платья и производство материалов для его изготовления; отныне все, занятые в одном или в другом, были вынуждены вступать в новую компанию. Как можно догадаться, довольно значительное число горожан зарабатывало себе на жизнь указанными занятиями, особо не беспокоясь о городских законах. И даже мастера стали возражать, говоря, что «общество, построенное на подобных принципах, нарушает свободы других, совершенно неразумно и не имеет себе подобий». «Г лавы такой компании будут хозяевами города». Эти страхи, похоже, воплотились в жизнь, когда парламент принял законы, защищавшие как импорт, так и экспорт текстиля. Теперь страна становилась закрытым рынком для платья местного производства и вся оказывалась под пятой новой Купеческой компании.
Однако план провалился. В первый год к компании присоединилось сто тридцать девять розничных торговцев; на второй год — двое. В 1704 году, когда действия по оживлению загнивающей шотландской экономики стали очевидно необходимы (и весьма желательны), Купеческая компания обратилась к парламенту, заявив, что действующие законы «никоим образом не отвечают первоначальному замыслу и не достигают поставленной цели, а именно — обуздывать расточительство, повышать качество нашей собственной продукции и препятствовать ввозу любых товаров». Например, «по опыту очевидно, что всевозможные заграничные шелка, набивные ситцы и лен носятся сейчас чаще, чем когда бы то ни было… на каждый эль, произведенный в королевстве, приходятся сотни элей привозных тканей». Кроме коммерческой, у этого явления была и этическая сторона, «поскольку торговлю заграничными шелками ведут не вольные горожане, а иностранцы и контрабандисты, нищие и отчаянные, которые торгуют, не платя налогов и не неся никаких общественных повинностей, что ведет к разорению купцов и владельцев магазинов». Другими словами, традиционным спасением для купеческой элиты было сохранение привычных им порядков.
Однако даже Купеческая компания начала уставать от протекционизма, убедившись, что повернуть время вспять невозможно. Эту попытку сохранить привилегии и ее провал можно рассматривать как начало утраты элитой власти над городом, которой она пользовалась на протяжении пяти столетий. По уставу новой компании членские взносы должны были идти на благотворительность. Благотворительная деятельность со временем стала более предпочтительной, нежели попытки взбодрить плетью павшую лошадь монополии. Сегодня Купеческой компании принадлежит большинство частных школ Эдинбурга. [195]
195
Extracts from the Records of the Burgh of Edinburgh, eds J. D. Marwick et al. (1869—), XII, 165.
Обновление затронуло также и нематериальную сферу — общественные институты. Именно в это время в Эдинбурге было основано несколько новых. Поскольку общество в ту эпоху было иерархично, и сами институты формировали некоего рода иерархию. На вершине ее стоял «Орден чертополоха», основанный Яковом VII в 1687 году, а затем канувший было в Лету в революционное время и основанный заново королевой Анной в 1702 году. Первоначально его часовня, отделанная под личным присмотром короля, находилась у Святого Креста. На собственной яхте он отправил туда из Лондона алтарь, орган, орденские одеяния и изображения, трон для себя и дюжину скамей для членов нового ордена — рыцарей Чертополоха. Это была прекрасная работа; резьбу по дереву для часовни выполнил Гринлинг Гиббонс. Однако в 1688 году толпа полностью разгромила здание. До сегодняшнего дня этим орденом награждаются вершители великих и добрых дел. В настоящий момент часовня ордена, созданная Робертом Лоримером в 1909–1911 годах, находится в соборе Святого Жиля. Общество королевских лучников, стоящее на ступень ниже, тем не менее взирает на прочие с гораздо большим снобизмом. Оно было основано в 1676 году как частный спортивный клуб и до сих пор награждает серебряной стрелой победителя ежегодного состязания в стрельбе, проводимого в Мэсселбург-Линксе. Усилиями сэра Вальтера Скотта это общество со временем превратилось в личную шотландскую гвардию короля. Претендовать на членство могут только сливки общества. [196]
196
N. H. Nicolas. History of the Orders of Knighthood in the British Empire(London, 1842), 4 et seq; R. A. Houston. Social Change in the Age of Enlightenment(Oxford, 1994), 217.