Эдинбургская темница
Шрифт:
ГЛАВА LII
Я за тобой послал,
Чтоб научить военному искусству,
Чтоб имя Толбота в тебе воскресло,
Когда иссохшей страстью, бессильем
Прикован к ложу будет твой отец;
Но – о губительные, алые звезды!
Пройдя совсем немного в сторону бухты Кэрда, Дункан и его помощники услышали выстрел, за которым вскоре последовали еще два.
– Какие-то негодяи шныряют поблизости, – сказал Дункан, – смотрите, ребята, в оба.
Затем послышался лязг мечей, и когда Дункан и его отряд бросились в ту сторону, откуда исходил этот звук, они обнаружили Батлера и слугу сэра Джорджа в руках четырех разбойников.
Сэр Джордж лежал распростертый на земле с обнаженным мечом в руках. Дункан, храбрый как лев, немедленно выстрелил в голову главаря шайки, обнажил меч и, крикнув своим помощникам: «За мной!» –
Батлер, как только его освободили, подбежал к сэру Джорджу Стонтону, чтобы поднять его, но в нем уже не было признаков жизни.
– Большое несчастье, – сказал Дункан. – Думаю, мне следует отправиться вперед и предупредить бедную леди. Тэви, голубчик, ты сегодня первый раз понюхал пороху, так что возьми-ка мой меч да отсеки голову Донаха; тебе будет на пользу попрактиковаться в таком деле на тот случай, если ты захочешь отсечь голову какому-нибудь шивому шентльмену; хотя, ладно, не надо, отцу твоему это, наверно, не понравится, да и леди Стонтон будет куда приятней увидеть его целиком. Теперь она на деле убедится, как быстро и по всем правилам капитан Нокдандер мстит за шентльменскую кровь.
Таковы были замечания человека, настолько привычного к подобным происшествиям в Верхней Шотландии, что исход этой схватки не вызвал у него ни удивления, ни тревоги.
Не будем подробно описывать совсем противоположного впечатления, произведенного этим неожиданным бедствием на леди Стонтон, когда кровавый труп ее мужа был принесен в дом, где она ожидала встретить его здоровым и невредимым. Все дурное было забыто, она помнила лишь, что перед ней возлюбленный ее юности и что, каковы бы ни были его проступки перед миром, вина его перед ней искупалась стоявшими перед ним неслыханными трудностями, которых не мог преодолеть его пылкий и несдержанный нрав. Свойственная ей несдержанность характера обнаружилась теперь в бурных проявлениях горя: вопль следовал за воплем, обморок за обмороком, и только неустанное внимание Джини помешало ей в одном из этих пароксизмов горя раскрыть то, что было необходимо скрывать.
Наконец неистовство перешло в безмолвие и изнеможение, и Джини отправилась к мужу, чтобы посоветоваться с ним и уговорить его завладеть от имени леди Стонтон личными бумагами сэра Джорджа, предупредив тем самым участие в этом деле капитана. К величайшему изумлению Батлера, она только теперь впервые объяснила ему свои отношения с леди Стонтон и поставила его в необходимость, нет, даже потребовала, чтобы он предотвратил нежелательное вмешательство посторонних в ее семейные дела. В такие критические моменты непреклонная решительность и целеустремленность Джини были особенно заметны. Пока внимание капитана было отвлечено затянувшимся ужином и подробным допросом по-гэльски и по-английски всех подсудимых и всех свидетелей этого рокового происшествия, сэр Джордж был раздет и все существенные улики спрятаны. Найденный на нем крест, четки и власяница, надетая прямо на тело, говорили о том, что, мучимый, очевидно, сознанием своей вины, он принял религию, догмы которой предписывают телесные страдания во имя искупления грехов. В бумагах, привезенных сэру Джорджу Стонтону нарочным из Эдинбурга, которые Батлер, пользуясь правом родства с убитым, решил прочесть, он нашел такие ошеломляющие и неожиданные известия, что возблагодарил Бога за то, что прочел их.
Рэтклиф, знакомый со всякого рода злодеяниями и злоумышленниками и подстрекаемый обещанным вознаграждением, вскоре сумел напасть на след ребенка этих несчастных родителей.
Женщина, которой Мэг Мардоксон продала злополучного младенца, бродила вместе с ним по дорогам, собирая милостыню, пока ему не исполнилось восемь лет, после чего, в свою очередь, продала его Донаху Ду на Дунагу (об этом Рэтклиф узнал от ее товарища, отбывавшего срок в эдинбургском исправительном доме). Этот Донах, искушенный во всех преступлениях, был также посредником в страшной торговле, существовавшей тогда между Шотландией и Америкой: на американские плантации вывозились в качестве рабов похищенные и проданные мужчины и женщины, но преимущественно дети. На этом сведения Рэтклифа о мальчике кончались, но он не сомневался, что Донах мог бы их пополнить. Получив такое донесение, неоднократно упоминаемый нами и сведущий в законах доверенный сэра Джорджа Стонтона направил к нему нарочного, который передал ему письмо, а капитану Нокдандеру – ордер на арест Донаха со строжайшим предписанием поймать его во что бы то ни стало. Овладев этими сведениями и мучимый самыми мрачными опасениями, Батлер присоединился теперь к капитану и с некоторым трудом добился от него разрешения присутствовать при проведении допроса. То, что он увидел, а также несколько вопросов, заданных им старшему преступнику, подтвердили самые дурные предчувствия Батлера. Вот вкратце то, что он узнал.
Донах
Короче говоря, по словам Донаха, Свистун был сущим сатанинским отродьем, и поэтому он решил никогда с ним не расставаться. Таким образом, мальчик с одиннадцати лет стал членом преступной шайки и часто принимал участие в их разбойничьих налетах. Последний из них был вызван розысками, которые предпринял настоящий отец Свистуна в целях поимки того, кого мальчик считал таковым. В последнее время Донах был сильно обеспокоен действенными мерами, которые стали приниматься против лиц его образа жизни. Он сознавал, что существует лишь благодаря ненадежному попустительству своего тезки Дункана Нокдандера, который хвастался обычно тем, что может в любую минуту вздернуть его на виселицу. И Донах решил покинуть пределы королевства на паруснике, направлявшемся в Америку и принадлежавшем его приятелю по торговле живым товаром; но он не хотел отступить, не дав боя. Алчность разбойника была пробуждена известием о том, что в пасторат приезжает богатый англичанин; он не забыл ни рассказа Свистуна о золоте в кошельке леди Стонтон, ни своей старой клятвы отомстить священнику; короче говоря, он решил завладеть деньгами, которые, по слухам, священник вез из Эдинбурга, чтобы оплатить свое новое приобретение. Пока он обдумывал, как бы ему осуществить свое намерение, до него дошло известие из некоего источника, что парусник, на котором он собирался уехать, отплывает немедленно из Гринока. Из другого источника он узнал, что священник и богатый англичанин с большим количеством денег должны прибыть на следующий вечер в пасторат; а из третьего – что ему нужно как можно скорее бежать из своего старого убежища, так как капитан с отрядом людей будет на рассвете обыскивать окрестности, чтобы изловить его. Донах быстро и решительно приступил к действиям. Он сел в лодку со Свистуном и двумя своими другими сообщниками (этих двух он собирался продать торговцам живым товаром) и направился к бухте Кэрда. До наступления ночи он намеревался укрываться в роще, находившейся возле бухты, полагая, что капитану не придет в голову искать его в такой близости от человеческого жилья, а затем ворваться в мирное жилище Батлера и удовлетворить свою жажду мщения и наживы. Совершив это злодейство, Донах предполагал сесть снова в лодку и добраться на ней до парусника, который, согласно предварительному уговору с капитаном, должен был тут же отплыть. Возможно, что этот дьявольский замысел и осуществился бы, если бы сэр Джордж и Батлер, вынужденные направиться в пасторат из бухты Кэрда, не обнаружили прятавшихся в этом укрытом месте разбойников.
Note114
Эсуолд. (Прим. автора.)
Сообразив, что их заметили и увидев в то же время в руках слуги шкатулку, Донах решил, что обе жертвы и добыча в его руках, и, не задумываясь, набросился на путешественников. Последовали выстрелы, и мечи были обнажены; сэр Джордж мужественно оборонялся, пока не пал, сраженный, по всей вероятности, рукою своего сына, так долго им разыскиваемого и наконец встреченного при таких печальных обстоятельствах.
В то время как Батлер, оцепенев от ужаса, слушал эти сообщения, послышался хриплый голос Нокдандера, усугубивший его отчаяние:
– Я позволю себе воспользоваться веревками от колоколов, мистер Батлер, потому что собираюсь повесить этих бездельников завтра же утром; будут впредь знать, что у меня не побалуешься.
Батлер молил его не забывать, что есть закон, отменяющий право наследственной юрисдикции, и что он должен направить преступников в Глазго или Инверэри, где их будет судить выездной суд. Но Дункан с презрением отмахнулся от этих слов.
– Закон этот, – заявил он, – касается только бунтовщиков, а на землях Аргайлов он и вовсе не имеет силы. Завтра же повешу всю троицу рядком, прямо под окнами леди Стонтон: она немало обрадуется, когда утром увидит, что достойный шентльмен, ее муш, отмщен самым наилучшим образом.