Единственная для Барса
Шрифт:
– Так что ты ответишь?
Голос Кирилла, упавший до хриплого шепота, ворвался в ее сознание.
Он не собирался давать ей время на размышления. Он хотел услышать ответ здесь и сейчас.
– Я… – она потрясла головой, отгоняя дурман, – я подумаю…
Он резко сжал пальцы в кулак. Те самые, которыми только что ласкал ее губы. Убрал руки за спину. И Лике почудилось, будто она услышала тихое проклятье.
– Хорошо, – процедил он, отступая. – Я дам тебе время подумать. Недолго.
***
Был поздний вечер, когда Лика вернулась
Она его пара. И с этим как-то придется жить.
Лика пока не знала, как относиться к этому факту, к тому, что малознакомый мужчина признался в своем влечении к ней. Возможно, если бы он признался в любви, она восприняла бы его признание с бульшим теплом. Но он лишь сказал, что его тело желает ее. Его животная половина выбрала ее своей самкой. И все. О чувствах речи не шло. Это было обидно. И больно.
Открыв электронную почту, она уже в десятый раз перечитывала письмо от Антуана Андрулеску, своего отца, вера, главы резервации Химнесс.
– Мой отец – вер, я – вер, – произнесла она шепотом. Потом повторила чуть громче: – Мой отец – вер… Я… вер.
Лика пыталась внушить себе эту мысль. Заставить себя поверить.
Но голос звучал не слишком убедительно.
Вздохнув, она подошла к зеркалу. Глянула на себя. Но нет, глаза ничуть не изменились, сетчатка не налилась золотистым цветом, как у всех веров, зрачок не стал серповидным.
Как можно поверить в то, что ты вер, если в тебе нет их основного признака?
Единственный выход убедиться – сделать анализ крови. Но эта мысль почему-то пугала.
Сейчас, пока не было стопроцентного доказательства, Лика могла тешить себя надеждой, что все это нелепая шутка, обман. Она хваталась за иллюзию выбора, которого на самом деле у нее нет. И в то же время в глубине души она уже знала правду. Знала, что доказательства – это лишь дело времени. Знала и сознательно гнала от себя эту мысль.
Так страус зарывает голову в песок, чтобы не видеть опасность.
Так мы закрываем глаза, когда не хотим видеть правду.
Так Лика не хотела принимать действительность и всеми силами цеплялась за прошлое.
И в то же время она понимала, что долго так продолжаться не может. Надо что-то решать…
Мысли снова вернулись к Кириллу. Она вспомнила взгляд, которым он смотрел на нее там, в кабинете. В его глазах отражалась целая гамма чувств, тех самых, что до этого были тщательно скрыты за линзами. Но больше всего ее потрясла непонятная горечь, словно он сожалел о чем-то.
Она вспомнила, как ее бросило в жар, когда его лицо склонилось над ней. Как она замерла, почти не дыша. Как ждала поцелуя…
Лгать самой себе было бессмысленно: этот мужчина запал ей в сердце. Всего за пару дней он стал вдруг единственно необходимым. И это чувство росло с каждой минутой, проведенной с ним или без него.
Она влюбилась.
Уже лежа в постели, она вспомнила его слова о желании и одиночестве, и поняла, что он имел в виду. Сейчас, как никогда, ей хотелось, чтобы рядом был кто-то большой и сильный. И она даже знала, кто. Чувствовать рядом его присутствие, вдыхать его запах, слышать биение сердца и знать, что она не одна.
Наверное, это гормоны.
Обругав себя идиоткой, она обняла подушку и уткнулась в нее лицом. На глаза набежали слезы. Откуда они только взялись?
Лика помнила, когда плакала в последний раз – когда умерла мама. Тогда, казалось, она вылила все слезы и дала слово самой себе, что больше никогда-никогда не заплачет.
И вот сейчас ее охватила такая тоска, что слезы сами полились из глаз. Одиночество, которое она постоянно гнала от себя, наконец-то настигло ее. И победило.
Лика расплакалась.
***
Она так и не ответила на письмо. Не посчитала нужным.
Пробормотав проклятье, Антуан захлопнул крышку бесполезного ноутбука.
Глупая девчонка!
Вот уже несколько дней он следил за дочерью с помощью особой программы. Эта программа, точнее вирус, проникла в ее ноутбук вместе с письмом, а из него через единый аккаунт заразила и телефон. Всего одно маленькое письмо, всего несколько строк – и теперь всякий раз, стоило только Лике заглянуть в телефон или ноут, как ее камера незаметно включалась и начинала транслировать видео.
Антуан поймал себя на том, что ему нравится наблюдать за дочерью. Он испытывал болезненное любопытство, глядя, как она хмурится в экран, как потирает морщинку между бровей, кусает губы.
Он искал в ней собственные черты, хотел убедиться, что она взяла от него нечто большее, чем просто набор ДНК. И постепенно ему начинало казаться, что в чертах ее лица, жестах и мимике он видит себя. Она была его отражением. Только намного моложе и симпатичнее.
Стук в дверь оторвал главу Химнесса от размышлений.
– Мастер? – на пороге появился озабоченный Алекс.
– Проходи. Есть новости? – Антуан кивнул своему приору на свободное кресло.
– Есть. Но они вам вряд ли понравятся.
Алекс положил на стол папку, которую держал в руках.
– Позволь это мне решать, – оборвал его мастер.
В папке лежал очередной доклад от финансового директора. Саймон Гольдштейн настаивал на привлечении антикризисной комиссии, поскольку акции Химнесса буквально за пару дней упали в цене на восемь позиций. Мало того, небольшая компания, чей владелец пожелал остаться инкогнито, скупила обесцененные бумаги так, словно каждая из них обещала в дальнейшем стать золотой. Гольдштейн был опытным игроком в этих играх, он понимал, кто-то заинтересован в том, чтобы «Медикал Корпорейшн» обанкротилась. А это значит, что денежный поток, поддерживающий жизнь в резервации, не сегодня-завтра иссякнет, и встанет вопрос о том, чем кормить две тысячи человек, живущих на острове.