Единственная любовь Казановы
Шрифт:
Анриетта, пройдя мимо него, постучала во входную дверь своих апартаментов и велела открывшему ей слуге провести господина в салон, затем, повернувшись к Чино, сказала, что выйдет к нему через несколько минут. Чино же, которому до сих пор очень нравилась эта авантюра, как раз в этот момент начал сожалеть, что ввязался в нее. В апартаментах Анриетты не было ничего примечательного — уже тогда старые дворцы часто разгораживали на квартиры и сдавали внаем, и Чино, будучи разъезжим брадобреем, нередко бывал в них. Смутила же его и побудила забыть то, что так тщательно втолковывал ему Казанова, сама Анриетта, ее искренность и глубина ее натуры. Успев оценить Казанову и почувствовав с ним сродство, Чино ожидал увидеть распутницу, а встретился с женщиной, предназначенной стать женой.
Невзирая на хладнокровие, каким Чино часто хвастался Казанове, мысли его были в таком смятении, что, когда Анриетта поспешно вошла в комнату, он не знал, что говорить. Она сняла шляпу и плащ, а также бриллианты, но была по-прежнему в вечернем туалете, в каком ездила в оперу.
— Вот теперь, сударь, — сказала она с достоинством, садясь в кресло, — я готова слушать вас.
Описывая впоследствии свои переживания — а он часто этим занимался, выкладывая все любому клиенту, который сидел намыленный, всецело в его власти, с приставленной к горлу бритвой, — Чино говорил, что на какой-то момент совсем растерялся, так что «лишился и памяти, и дара речи». Судя по всему, и то и другое разом вернулось к Чино, как только он очень к месту вспомнил, что будущее счастье этого прелестного создания и «моего высокого друга кавалера Казановы» зависело от того, насколько он, Чино, владеет головой. Ну разве флорентиец и брадобрей может признаться миру, что он смутился и потерял дар речи?
— Мадам, — сказал он, выбросив вперед правую ногу, чтобы сделать поклон, — я буду краток. Синьор Казанова ждал ваше превосходительство целый день и был введен в заблуждение посланием…
— От кого? — прервала его Анриетта.
— От… право, не знаю, от кого… я ведь наспех узнал обо всем этом… но… словом, он отправился в оперу и оказался в ложе своего врага!
— Врага? Той дамы, которую я видела? У меня было впечатление, что они в наилучших отношениях.
— Возможно, так оно и было, синьора, но сейчас все обстоит так, как я сказал. Далее: когда синьор Казанова так неожиданно увидел вас, он тотчас, как вы, наверное, видели, поднялся с намерением присоединиться к вам…
— Я действительно видела, что он сделал такое движение, — сказала Анриетта, — но почему же он не пришел?
— Ах! — воскликнул Чино, воодушевляясь. — Все из-за дьявольской изобретательности этой змеи, этой дьяволицы, этой врагини нашего достойного Казановы! В ложе с ней был самый наилучший дуэлянт Тосканы, и синьору Казанове сразу стало ясно, что дама подстроит между ними дуэль, в которой его наверняка убьют. Поэтому ему необходимо было притворяться, и только благодаря одному ловкому трюку удалось избежать расставленной западни!
— Очень странная история, сударь, — сказала Анриетта, глядя в упор на Чино, — и, должна признаться, я ничего не понимаю. Что-то вы тут темните…
— Ах, мадам, — быстро перебил ее Чино, — что было, то прошло, а настоящее и будущее куда важнее и интереснее! Все непонятное может быть объяснено потом моим превосходным другом, который знает все подробности, тогда как я знаю эту историю лишь в общих чертах. Мы вот с вами здесь рассуждаем, а жизнь синьора Казановы находится в опасности и…
— В опасности! — Анриетта снова побледнела.
— Безусловно, и ему требуется ваша помощь — вернее, я сказал бы, он умоляет о ней, чтобы избежать опасности и спасти свою честь.
— Моя?! Но чем же я могу?.. — начала Анриетта.
— Время не терпит, — напирал Чино, — сами понимаете, Казанове надо немедленно переменить адрес, чтобы не получить вызова на дуэль, и в то же время оставаться во Флоренции, чтобы он всегда мог сказать, что не уезжал из нее и не избегал дуэли.
— Но, — возразила Анриетта, — это же противоречит кодексу чести!
— Ах, мадам, — с наивным видом произнес Чино, передернув плечами, что характерно для людей его типа. — Чего же вы хотите? Мы — не герои Ариосто и не выступаем со сверкающими щитами и крылатыми грифонами, чтобы сразить наших врагов. Нам приходится пользоваться умом, которым наделило нас Провидение. По этим и по другим достаточно веским причинам синьор Казанова уже выехал из гостиницы — один мой друг перевезет его багаж, — он поселится на Виа-деи-Барди инкогнито и…
— Но это не очень достойно, — снова возразила Анриетта.
— Зато куда лучше, чем лежать мертвым или бежать из Флоренции и позволить следом ползти мерзкой сплетне. Вы что, хотите, чтобы его убили?
— Нет, но…
— Никаких «но» быть не может, мадам. Ничего другого ему не остается.
— Но чего же он ждет от меня? — в растерянности спросила Анриетта.
— Во-первых, — сказал Чино, загибая палец на руке, — чтобы вы простили легкомыслие, с каким он попал в эту западню.
Анриетта с секунду подумала и торжественно наклонила голову в знак согласия.
— Во-вторых, чтобы вы оставались на месте и ни с кем не общались, кроме синьора Казановы.
Анриетта снова подумала и сказала:
— Это будет немного трудно выполнить, но если придается такое значение…
— Синьор Казанова придает этому величайшее значение. Он считает, что вам грозит — или может грозить — не меньшая опасность, чем ему.
— В таком случае — хорошо. Это все? — и Анриетта поднялась с явным желанием закончить беседу.
— Синьор Казанова еще многое попросил бы меня вам сказать, если бы у него было время все мне сообщить, — сказал Чино, вспомнив, как он не раз разыгрывал роль придворного под рукоплескания подмастерьев в своем квартале, — и еще много-много другого, что один он может выразить вашему превосходительству. А посему…
Он сделал драматическую паузу, и Анриетта выпрямилась, ожидая услышать какую-нибудь поистине страшную просьбу или новость.
— Что — посему? — нетерпеливо спросила она.