Единственная революция
Шрифт:
«Но ведь все мы полны мнений. Моё мнение о нынешнем политическом руководителе сформировано под влиянием того, что он сказал или сделал, и без этого мнения я не был бы в состоянии отдать за него свой голос. Мнения необходимы для действия – разве это не так?»
– Можно культивировать мнения, заострять их и придавать им твёрдость, и действия в большинстве своём основаны на этом принципе приязни и неприязни. Закрепление опыта и знание выражается в действии – но такое действие разделяет людей, отделяет их друг от друга; именно мнения и убеждения препятствуют наблюдению того, что есть в действительности. Видение того, что есть, – это часть той разумности, о которой вы спрашиваете. Разумности нет, если нет чувствительности, восприимчивости тела и ума – восприимчивости
– 9-
Медитация – освобождение ума от всей нечестности. Мысль порождает нечестность. Мысль, в своих попытках быть честной, производит сравнение и тем самым оказывается нечестной. Всякое сравнение есть процесс уклонения, уловка, и потому порождает нечестность. Честность – не противоположность нечестности. Честность – не принцип. Это не приспособление к образцу, но, скорее, – тотальное восприятие того, что есть. Медитация является движением этой честности в безмолвии.
День начался довольно облачно и сумрачно, и обнажённые деревья в лесу были молчаливы. Сквозь деревья вы могли видеть крокусы и жёлтые нарциссы и ярко-жёлтые форсайтии; глядя на всё это издалека, вы видели жёлтое пятно на зелёной лужайке. Когда вы приближались к нему, ослепляла живая яркость этого жёлтого цвета – это было Богом. Не то, чтобы вы отождествляли себя с этим цветом, или сами становились пространством, которое наполняло жёлтым цветом вселенную, – здесь не было вас, чтобы смотреть на это. Существовало только это, и более ничего. Не было ни голосов, вокруг вас, ни дрозда, выводившего свою утреннюю мелодию, ни голосов проходящих, ни шумного автомобиля, проскрежетавшего мимо вас по дороге. Существовало это, ничего больше. И красота и любовь были в том существовании.
Вы снова вернулись в лес. Упало несколько капель дождя и лес опустел. Только что пришла весна, но здесь, на севере, листьев на деревьях ещё не было. Они устали от зимы, от ожидания солнечного света и тёплой погоды. Проехал всадник на вспотевшей лошади. Лошадь, с её грациозностью, её движением, была больше человека; человек, со своими бриджами, начищенными до блеска сапогами и в шапке для верховой езды выглядел незначительным. Лошадь была породистой и высоко держала голову. Человек, хотя он и ехал верхом на лошади, был чужд миру природы, а лошадь казалась частью природы, которую человек постепенно разрушает.
Деревья были большими – дубы, вязы, буки. Они стояли в глубоком безмолвии. Прошлогодняя листва делала почву мягкой, и земля казалась здесь очень старой. Птиц было немного. Дрозд издавал призывные трели, и небо прояснялось.
Когда вечером вы вернулись сюда, небо уже полностью очистилось, и свет на этих огромных деревьях казался необычным, полным безмолвного движения.
Свет – нечто необыкновенное; чем больше вы наблюдаете его, тем глубже и шире он становится; и движение света захватило деревья. Зрелище было изумительное; никакое полотно не могло бы уловить прелесть этого света. Он был чем-то большим, нежели свет заходящего солнца, большим, чем видели ваши глаза. Как будто на этой земле обитала любовь. Вы опять увидели жёлтое пятно форсайтий, и земля ликовала.
Она пришла с двумя дочерьми, но оставила их поиграть на свежем воздухе. Это была молодая женщина довольно приятной наружности и прекрасно одетая; выглядела довольно нетерпеливой и способной. Сказала, что муж работает в каком-то министерстве, а жизнь проходит мимо. В неё чувствовалась особенная грусть, прикрытая поспешной
– Вы на самом деле хотите углубиться в этот вопрос?
«Да, ведь я приехала издалека, чтобы побеседовать с вами об этом».
– Ваш муж работает в своём министерстве, вы заняты дома, у вас обоих свои честолюбивые замыслы, разочарования, мучения и страхи. Он хочет быть крупным руководителем и опасается, что может и не стать им – что другие могут опередить его. Он замкнут в своём честолюбии, в своих разочарованиях, в стремлении осуществить свои замыслы – а вы замкнуты в своих. Он приходит домой утомлённым, раздражительным, со страхом в сердце – и он приносит домой это напряжение. Вы также устали после долгого дня, устали от детей и от всего остального. Вы с ним немного выпиваете, чтобы успокоить нервы, и начинается несколько принуждённый разговор. После небольшой беседы – ужин, а за этим неизбежная постель. Вот это и называется взаимоотношениями: каждый живёт своей собственной эгоцентрической деятельностью, и оба встречаются в постели; это то, что называют любовью. Конечно, во всём этом есть немного нежности, внимания, детей разок погладят по голове. Затем наступят старость, смерть. Вот то, что называют жизнью. И вы принимаете такой образ жизни.
«Но что ещё можно сделать? Мы выросли в нём, воспитаны для него. Нам нужна надёжность, кое-что из жизненных благ. Я не вижу, что ещё можно сделать».
– Вас связывает желание надёжности? Или это привычка, принятие стереотипа общества – идеи мужа, жены и семьи? Несомненно, во всём этом очень мало счастья, не правда ли?
«Какое-то счастье всё же есть, однако надо делать слишком многое и следить за слишком многим. Нужно так много читать, если хочешь быть хорошо информированной. Остаётся не так уж много времени, чтобы подумать. Очевидно, мы не счастливы по-настоящему, но мы просто продолжаем жить».
– Всё это и называют жизнью во взаимоотношениях – но очевидно, что здесь совсем нет взаимоотношений. Вы можете физически быть вместе в течение некоторого времени – но каждый живёт в собственном изолированном мире, лелея лишь собственные горести, и здесь нет действительного сближения, не просто физического, а на более глубоком и широком уровне. Это вина общества, вина культуры, в которой мы были воспитаны, и которой столь легко оказались захвачены, – не так ли? Это прогнившее общество, разлагающееся и безнравственное, создано людьми. Именно его необходимо изменить, но оно не может быть изменено, пока человек, построивший его, не изменит сам себя.
«Пожалуй, я могу понять, что вы говорите, и, может быть, могу измениться, но что будет с ним? Бороться, достигать и становиться кем-то – это доставляет ему большое наслаждение. Он не намерен меняться, поэтому мы оказываемся там же, где и были – я робко пытаюсь преодолеть свою замкнутость, он же всё больше и больше укрепляет тесную клетку своей жизни. В чём же тогда смысл всего этого?»
– Никакого смысла в существовании подобного рода вообще нет. Мы создали эту жизнь – повседневную жестокость и уродство этой жизни, со случайными проблесками удовольствия; и потому мы должны умереть для всего этого. Знаете, мадам, на самом деле завтрашнего дня не существует. "Завтра" – это выдумка мысли, и придумано оно для того, чтобы осуществить свои ничтожные замыслы и желания. Мысль строит множество завтрашних дней, но на самом деле "завтра" не существует. Умирать для "завтра" – значит жить с полнотой сегодня. Когда вы это делаете, всё существование изменяется. Потому что любовь существует не завтра, любовь – не изделие мысли, любовь не имеет ни прошлого, ни будущего. Когда вы живёте всецело в сегодняшнем дне, имеет место огромная интенсивность, и в красоте такой жизни, которая недоступна для честолюбия, ревности или времени, возникают взаимоотношения – не только с людьми, но и с природой, с цветами, с землёй и небом. В этом есть интенсивность чистоты и невинности; тогда жизнь имеет совершенно иной смысл.