Единственная женщина на свете

Полякова Татьяна Викторовна

– Горе-то какое… девчонка теперь без отца, без матери… Сначала Людмила, потом вот Ольга… Ужас что творится, хоть из дома не выходи.

– Да уж, – решила я поддержать разговор.

– Колька когда прибежал да рассказал… я и думать не могла, что это Ольга… и вот… мать-то чуть умом не тронулась, ее увидев… лежит, бедная. Еле Ксению в чувство привели, два раза «Скорую» вызывали. Как думаешь, найдут убийцу-то?

– Найдут, – кивнула я, желая придать себе уверенности.

– Уж и не знаю. Колька-то Самохин,

ну, тот, что ее нашел, стакан выпил и давай щеки раздувать, вроде знает чего. Ага… но молчит. Такое, говорит, дело, бабоньки, что лучше молчать. Поди, врет, чтоб бутылку поставили. Откуда ему чего знать?

– Следователь с ним беседовал?

– Знамо дело. Только ничего путного от него не услышал. Это жена Колькина сказывала. Брел за козами своими, увидел, лежит человек, вроде баба… руки в ноги и в поселок. Бледный, точно смерть, и весь трясется. Едва уговорили показать, где лежит-то. Если б не козы, ни в жизнь не пошел бы. Уж очень он покойников боится, а уж как выпил – загеройствовал, туману напускает, чтоб народ слушал уши развесив да не забывали бы в стакан наливать.

– А где живет этот Самохин? – спросила я.

– Да вон через дорогу, синий дом с наличниками.

– Пожалуй, стоит с ним поговорить, – вслух подумала я.

– Без бутылки он говорить не будет, – покачала головой тетка. – Магазин уже закрыт, но у меня есть…

– Продадите? – очень надеясь на положительный ответ, спросила я.

– Для такого-то дела? Само собой. – Тетка ходко поднялась и скрылась в подъезде, вернулась через несколько минут. Карман кофты отвис, из него торчало горлышко бутылки, завернутой в газету. – Пошли, – заговорщицки шепнула соседка.

Поднявшись на резное крылечко, где вместо нижней ступеньки лежали два кирпича, тетка подергала дверь, но она оказалась заперта. Мою спутницу это не остановило, и она решительно надавила кнопку звонка.

Открыла нам женщина лет шестидесяти в халате, наброшенном поверх ночной рубашки, ее седые волосы были в беспорядке. Я заподозрила, что мы подняли человека с постели, и на радушный прием не рассчитывала.

– Рая, Иваныч дома? – слегка заискивающе спросила соседка.

– Где ему быть-то?

– Вот, пришли к нему по делу. Из города человек приехал, Олина родня. Поговорить бы надо.

– О чем говорить? Ведь ничего путного не скажет.

– Может, скажет.

– Ага… – начала Раиса, но тут раздался мощный бас:

– Райка, кто там?

– Не твое дело, – огрызнулась она.

– Не мое? А пришли к кому?

– Чертов пьяница, – буркнула женщина. – Заходите, коль пришли.

Из сеней дверь вела в просторную кухню. За столом сидел мужичок в темной рубашке, застегнутой на все пуговицы, узкоплечий и ростом не выше подростка. Богатырским оказался только голос.

– Иваныч, – начала

соседка. – Ты б рассказал девушке, что и как. Из областного центра приехала, Ольгина родня… дело-то такое, помочь людям надо.

– Ни к чему мне с вами разговаривать. Я где надо, там скажу… у меня нервы не железные…

– Да говорю вам, дурака он валяет, – вмешалась Раиса. – Спрашивали его эти, из города, так он весь трясся и двух слов сказать не мог. Да и что он знает… балабол.

– Сама балаболка. У меня нервы, а ты мужу стакан пожалела.

– Ты уж два выпил.

– Так вот… не с пустыми руками… – Соседка выставила на стол принесенную бутылку, Раиса ее тут же подхватила.

– Своего мужика спаивай.

– Так я для дела, Рая…

– У него и так язык заплетается. – Бутылку Раиса определила в шкаф под растерянным взглядом соседки и горящим негодованием взглядом мужа.

– Вот ведь коза безрогая…

– А ты-то кто тогда?

– Иваныч, – вновь начала соседка, но он вдруг гаркнул:

– При тебе говорить не буду. Ты ж завтра по всему поселку разнесешь, а дело такое… Вот ей, может, и скажу, – кивнул он на меня.

– Да я ни в жизнь…

– А то я тебя не знаю. Брысь отсюда, и Райку забирай.

– Да чего вы, в самом деле, – всплеснула супруга руками. – Видите, пьян он в стельку, такого наболтает, только слушай.

– Рая, пойдем на крыльце посидим, – потянула ее за руку соседка.

Та, чуть замешкавшись, вышла следом за ней, а мужик хитро на меня уставился.

– Ты кто?

– Ольгина родственница. – Я села за стол, не дожидаясь приглашения, и тоже на него уставилась.

– А ты не из милиции?

– Нет. Я из общества защитников окружающей среды.

– А чего это такое?

– Вы лучше расскажите, что видели.

Он поскреб в затылке и спросил:

– Тыщу дашь?

– Дам две, если будет за что.

– Бабы дуры, – заявил он с печалью.

– Это известие двух тысяч не стоит, – предупредила я.

– Дуры бабы, говорю, – повысил он голос. – Вот хоть Ольгу взять. Всяк сверчок знай свой шесток. А она? Нет бы здесь мужа себе сыскать, куда там, в город поперлась. Городского ей подавай. И что? Вернулась с дитем. А то бы здесь ей никто девчонку не сварганил. Да запросто.

– Верю. Но денег не дам.

Он перегнулся ко мне поближе.

– Я коз пасу в лесочке возле дороги. Посиживаю, покуриваю да по сторонам поглядываю. И так целый день. Бывает, и увидишь чего.

Я достала из кармана тысячу и положила на стол. Иваныч протянул к ней руку, но я купюру придержала.

– Машины-то мимо ездят, – хихикнул он. – Дите заимела, а умней не стала. Не с теми дружбу водит, – перешел он на зловещий шепот. Я убрала ладонь, и купюра мгновенно исчезла со стола, после чего я вынула вторую.