Единственная
Шрифт:
Однако его ждет разочарование.
Но она не может ничего объяснить, пока он не затронет эту тему.
Расчесав пальцами длинные пряди, Пенни тряхнула головой и стала расстегивать платье.
Он, так и не сняв брюк, подошел сзади и расшнуровал корсет. Пенни шепотом поблагодарила его, сняла платье и бросила на стул. Одетая только в тонкую рубашку, она позволила ему привлечь ее к себе. Позволила обнять. Окружить своей силой.
Нагнув голову, Чарлз прижал губы к ее шее. Она почти ощущала, как он пытается найти лучший способ начать разговор. Но он поднял
– Пока я не забыл…
Подойдя к комоду, он взял письмо и протянул ей:
– Это дожидалось меня. Но на самом деле предназначено тебе.
Совершенно растерявшись, она развернула листочки, разгладила и стала читать. Это был отчет о битве при Ватерлоо, написанный капралом, воевавшим водном полку с Гренвиллом.
Она прочла первый абзац и медленно опустилась на кровать, захваченная бесхитростным рассказом молодого капрала. И, продолжая читать, слепо потянулась к Чарлзу. Он обнял ее и прижал к себе, пока перед глазами Пенни развертывались обстоятельства гибели сводного брата.
Дочитав до конца и сложив письмо, она еще немного посидела, прежде чем робко спросить:
– Где… где ты это взял?
– Мне было известно, что Девил Кинстер вел кавалерийский полк на Угумон. Вполне возможно, что он и его люди знали тех немногих, кому удалось выжить. Вот я и обратился к нему. Один из его кузенов видел остатки полка Гренвилла после сражения. Он запомнил капрала и разыскал его. Оказалось, что капрал, в свою очередь, помнит Гренвилла.
Пенни шмыгнула носом и улыбнулась сквозь слезы.
– Спасибо тебе. Знать, что он погиб героем… это столько для меня значит… Мне не стало легче. Просто теперь я могу им гордиться… послушай, ты позволишь отдать это Элайне?
– Конечно.
Она поднялась, подошла к столику и положила письмо рядом с серьгами. И, повернувшись, долго изучала его: широкая обнаженная грудь, темная грива, обрамляющая поразительно красивое лицо, глаза цвета полуночи, устремленные на нее. Она подошла к нему, протянула руку и, когда он сжал ее пальцы, села рядом на постель.
Он посмотрел ей в глаза и просто сказал:
– Пожалуйста, останься здесь и позволь мне и Далзилу уладить эту историю.
– Нет, – ответила она, не задумываясь.
Лицо его словно отвердело. Он хотел что-то возразить, но она остановила его, подняв руку:
– Нет, подожди. Мне нужно подумать.
Он, не веря своим ушам, вытаращил глаза, но тут же упал навзничь на матрац, громко выругался, вполголоса высказал свое мнение по поводу ее мыслительных процессов, вернее, полного отсутствия таковых.
Она пыталась взять себя в руки, сознавая растущее между ними напряжение.
– Я знаю, почему ты хочешь оставить меня здесь.
– По-моему, ты уже видела, как я реагирую на малейшее насилие по отношению к тебе, не говоря уже о том, что где-то на свободе бродит безумец, готовый в любую минуту перерезать тебе горло. Так о чем тут думать?
Но Пенни выдержала его взгляд.
– Если не считать того, что на карту поставлено нечто куда более важное, чем забота о твоих защитных инстинктах.
К ее
Она только сильнее стиснула его пальцы.
– Я все поняла.
Он злобно фыркнул.
Оба пытались смягчить неприятный момент, что давалось нелегко им обоим. Но теперь назад дороги не было.
Он происходил из лордов-завоевателей, и одним из его сильнейших инстинктов был именно защитный. Любой ценой уберечь невинных, особенно тех, кто ему небезразличен. Особенно ее. Она смирилась с тем, что он готов убить любого, кто посмеет ее обидеть. Но и сама Пенни – не слабая беспомощная дурочка, и он всегда признавал это и старался сдержать свои порывы, чтобы не ранить зря ее гордость. На этот раз опасность была близка и реальна, и он вряд ли позволит ей сражаться с ним бок о бок.
Она все видела, все понимала, но теперь была уверена, как важно быть рядом с ним. Вот только как объяснить ему?
Отняв руку, она соскользнула с постели и встала. Скрестила руки на груди, прошла несколько шагов, потом повернулась и медленно пошла обратно.
Чарлз видел, каким сосредоточенным стало ее лицо, и, едва она приблизилась, быстро сел, потянул ее к себе и поставил между коленями.
– Понимаешь, – начала она, – есть две причины, по которым я должна идти с тобой. Прежде всего игра была затеей Селборнов, придуманной Эмберли и моим отцом. Эмберли представляет одну сторону, я – другую. Вместо отца и Гренвилла, которых больше нет. И с Эмберли должен быть кто-то из нас. Я могла бы указать, как он стар и дряхл, но дело не столько в этом, сколько в преданности семье, и ты это понимаешь.
Он обреченно вздохнул:
– И нет смысла спорить?
– На моем месте ты сделал бы то же самое.
Он не мог ей возражать.
– А другая причина? Более важная?
– Ты.
Пенни молча сжала ладонями его лицо, заглянула в синие глаза. Увидела, как он нахмурился, прочитав решимость в ее взгляде.
– Мне важно пройти через это с тобой. Мы так долго были в разлуке. Меня не было в твоей жизни более десяти лет. Как не было тебя в моей. Если мы хотим пожениться, если я буду твоей женой, значит, должна делить твою жизнь. Всю. До конца. Не позволю, чтобы меня исключали, защищали, оберегали, запихивали в темный уголок даже ради моей собственной безопасности. Если мы поженимся, значит, я всегда буду рядом, в самом истинном смысле этого слова.
Теперь она понимала, как важно для него больше не знать одиночества. Всегда быть вместе с ней. Она решила сопровождать его в Лондон, в основном повинуясь интуиции.
И интуиция не подвела. Она наблюдала за ним с самого отъезда из Уоллингема. Потому что отныне сумела увидеть то, что находится под маской. Наблюдала, как он вел себя и реагировал во время утомительного путешествия, а потом их пребывания здесь, разговоров с Эмберли и Далзилом. И самое главное, с родными. Видела его отношение к ней. Знала, что все было бы по-другому, откажись она поехать с ним.