Единственные дни
Шрифт:
29 сентября
Дала интервью итальянскому телевидению, говорила об отце, Герасимове и Тарковском. «Их объединяет интерес к жизни человеческого духа», – может быть, наивно пыталась я объединить трех таких разных художников.
В «Найтклубе» был дан в честь нашей делегации неплохой концерт неаполитанских песен и танцев. Было весело. Я танцевала тарантеллу и веселилась как могла.
Вечером собрались на «Рублева». Перед началом фильма нас с Андреем Арсеньевичем должен был представлять Юрий Ильенко. Почему-то в последний момент переменили время показа фильма, и к началу никто не
– Угадай, какая сцена сейчас идет?
Из-за дверей доносились всхлипы…
– Ну, и какая? – переспросил меня Андрей.
– Сейчас там Коля плачет… – ответила я и приоткрыла дверь.
На экране Рублев – Анатолий Солоницын, – обнимал мальчишку, колокольных дел мастера, – Николая Бурляева.
– Верно чувствуешь! – отметил Андрей.
Фильм окончился под бурные аплодисменты. Мы с Тарковским вышли на сцену. Ильенко представил нас зрителям.
Вечером ко мне в номер пришел Андрей.
– Завтра премьера «Соляриса»…
– Да. Я знаю.
Андрей уселся в кресло, стал крутить свой ус и быстро говорить:
– Ты дурочка, я не… не мог бы не прийти к тебе… Знаешь, я чувствую, как будто я тебя родил, нет, не как актрису, а как человека…
Неожиданно он уткнулся мне в руку и поцеловал. Я погладила его по волосам.
– Твоя мама так на меня смотрит… – неожиданно сказал он.
– Она считает, что ты разрушил мою жизнь с мужем, – вздохнула я.
– А разве это не так?..
– Нет, не так… Я сама ушла от него, и сейчас…
– Что сейчас?
– Сейчас все другое… Я очень рано потеряла связь с моим отцом.
– Да, я помню, знаю…
– И ты для меня был всем…
– Был?
– Я начала страдать синдромом Хари, я должна была тебя все время видеть или слышать…
– Я не мог…
– Я знаю… Я никогда с тобой не расстаюсь, я научилась быть без тебя, но с тобой… я уже человек… – попыталась я пошутить. – Скоро придет мама…
Андрей вскочил.
– Да, да, и я все время с тобой…
– Спокойной ночи…
Андрей тотчас вышел и не закрыл за собой дверь. Конечно, то, что мама сейчас придет, я сочинила.
30 сентября
Все разъехались, кроме меня, Тарковского, Баниониса и Вии Артмане. К началу «Соляриса» опоздали, пришли, когда начался сеанс. Пошли, по моему предложению, в храм. Донатас стал молиться, стоя на коленях, при нашем стукаче-переводчике. Андрей сидел на скамье и о чем-то думал.
Медленно прошлись в последний раз по Сорренто.
В отеле я помогла Андрею собрать его чемодан – он самый непрактичный в мире человек. Заключительная часть фестиваля проходила в королевском театре в Неаполе. Вручались красивые призы всем участникам, одновременно велась трансляция по телевидению. После церемонии нас отвезли в королевский дворец на прием.
1 октября
Мы в Риме. Приехали в Ватикан. Это самостоятельное государство в два квадратных километра и с двумя тысячами жителей. Посетили знаменитый собор Петра и Павла. Была воскресная служба, играл орган необыкновенной мощи и красоты. Величие духа во всем: в скульптуре, живописи, архитектуре. Великолепное пение, служба с кардиналом.
Рим прекрасен, и в нем так чувствуются время и история, что становится как-то не по себе.
Проезжали мимо фонтана Треви из фильма «Сладкая жизнь». Улицы Феллини и Антониони. Остановились у Колизея развалины древнего театра, в которых сейчас живут кошки. Рим стар и мудр.
2 октября
С утра поехала в аэропорт. В самолете сидела вместе с Иннокентием Михайловичем, который меня смешил всю дорогу. Андрей посматривал в нашу сторону, но был печален.
В аэропорту меня встречал мой брат Андрюша Малюков. В последний раз оглянулась и встретилась глазами с Андреем. Он стоял в углу с Ларисой и Машей Чугуновой. Кивнул мне, чуть улыбнувшись, и все.
Дома бабушка встречала меня и маму. Вскоре приехал Николай. Боже, как мы радовались друг другу. Он рассказал мне, что сдал коллоквиум во ВГИКе, писал стихи. «Ты не представляешь себе, как у нас все будет хорошо, прекрасно».
18 ноября
Приехала в Нагатино одна. Коля в Праге. Стала убираться, и на меня неожиданно свалился Колин дневник. Не удержалась – прочла несколько страниц. До нашей встречи много поверхностного, насмешливого, даже пошлого. И только первой жене и мне – строки прекрасные и чистые. Склонность с малолетства к богемной жизни, вино, любовь к успеху, некоторое самодовольство и самовосхваление… Будет трудно. Но счастье, каким я ему уже обязана, и наше будущее в наших руках. Я тоже не сахар, и мои грехи тяжелы и давят. Будем вместе бороться за счастье, чтобы не поглотила нас эта «общелягушачья икра», грязь внешнего мира.
Мы склонны к добру и надеемся творить добро. Мы признаем прекрасное и стараемся быть честными. Думаю, я старше его по страданию и вижу немного дальше, но не настолько, чтобы предсказывать будущее. Будущее должно быть в творчестве, в наших детях, в нас, лучших, чем мы есть сейчас, в нас, мудрых и просветленных, в нас верующих и верящих.
Если в любой момент нашей жизни, в любом деле мы испытываем момент творчества, то это и есть счастье. Полное соединение – творческое. Оно рождает в нас и нашей жизни это обновление и приносит радость и счастье.
Спаси меня, Боже,Спаси, сохрани…И в лютую стужуМне дверь отвори.Всё в соли от слез,Всё от крови черно,Агония чувств —И смерти зерно.Возьми мою душуИ вновь сотвори,И чистой водою ее окрести.Покрой меня светомВ покое любвиИ звездную мглуТолько мне подари.Первый фильм
Уже через два года мы с Колей закончили ВГИК, режиссерский факультет, и начали снимать дипломную работу по Салтыкову-Щедрину – «Пошехонская старина».