Единственный...
Шрифт:
Дьявол. Как же все это не вовремя. Ему нужно было к Чаре, ведь Кириан почему-то чувствовал, что Гатис не остановится. Нужно было подняться, смыть кровь и ехать к Очкарику.
Вдох и выход. В этот момент Кириан уловил нечто странное — запах Чары. Он остался квартире Агеластоса, после того, как девушка сегодня тут побывала.
Уже слабый и еле уловимый, но он пробирался в легкие и будоражил. Странно, но этот запах постепенно отгонял боль. Не сразу, но медленно она начала угасать, словно огонь, которому перекрыли кислород.
Кириану никогда и ничего не
Агеластос закрыл глаза и сделал еще несколько вдохов. Мысленно представил Чару. Такую, какой он хотел, чтобы она была — без ненависти в глазах и принадлежащая только ему одному.
Кириан представлял, что Чара сидела рядом с ним на полу и, в это мгновение улыбнулась ему. Наклонилась и сама поцеловала Агеластоса, а он поднял ладонь и до невозможности бережно прикоснулся к щеке девушки.
Вдох и выдох. Боль становилась все слабее и слабее.
Кириан в очередной раз понимал, что ошибся. Не так он себя вел не во время спора, а с самого начала встречи с Чарой.
Глава 10 Жаль
Я подняла голову и посмотрела в зеркало. В его отражении позади себя увидела Гатиса и поджала губы.
Я бы не сказала, что он сильно изменился за то время, которое мы не виделись — сейчас его волосы были слегка короче и на щеке виднелся глубокий, но явно свежий шрам. Еще один небольшой был на нижней губе. Может, я ошибалась, но, возможно, его оставила я.
— Я бы поспорила, кто из нас двоих тварь, — сказала спокойно, после чего выключила воду и обернулась к Иерону.
— Я слышал, что ты умерла после аварии, — Гатис слегка наклонил голову набок. — Оказывается, нет. Жаль.
— Пожалей себя, Гатис, — я посмотрела ему в глаза. Не понимала, о чем он думал, но карие радужки казались темнее, чем обычно. В этот момент Иерон окинул меня взглядом. Медленным и пристальным. Прожигающим. Скользнувшим по моему лицу, плечам, груди, бедрам и ногам.
Вновь посмотрев на мое лицо, Иерон сказал:
— Я вижу, что у тебя отсутствует чувство самосохранения, раз ты решила вернуться.
— А кого мне бояться? Тебя? — на моих губах возникла легкая улыбка.
— Считаешь, что не стоит? Зря. Я хочу увидеть тебя разбитой, Макри. Думаешь, у меня не получится это сделать?
— Думаю, что ты можешь сходить к черту, — я пожала плечами.
— Все так же дерзишь? — Гатис оскалился и опять окинул меня взглядом. — Знаешь, ты реально похорошела. Думаю, уже сейчас мне бы и таблетки не понадобились. Может, развлечемся тут? Ты же у нас, оказывается, легкодоступна. Вон отдала свой первый раз в затхлой комнатушке на вечеринке. Чем уборная хуже?
Первые несколько секунд я молчала. В лице совершенно не изменилась, так же как не поменялся мой взгляд, но в груди полыхнуло и сердце сжалось.
— Ты хуже, — сказала все таким же ровным голосом. — И я не понимаю, почему ты считаешь, что меня хоть как-то должно волновать твое мнение касательно меня. Ты для меня никто.
— Хуже
Мое сердце сжалось еще сильнее и в этот момент мне показалось, что в него вонзилась сотня острых ножей. Дыхание застряло в горле и по телу пронеслось то, что было похоже на лихорадку — нечто такое, что будто бы ломало суставы. Но все же, я никаким образом внешне не выказала то, что творилось у меня внутри. Не желала, чтобы Гатис это видел.
— Так вот, Риан потом забрал эти записи и мы их посмотрели. Как же я ржал. Ты реально поверила, что он тебя хотел, — Гатис издал несколько смешков. — Но, наверное, нечему удивляться. Риан в этом мастер. Девчонки в его руках таят. Даже той ночью он быстрее меня подцепил себе новую девку. Хотя, я твоими гребанными стараниями был с разбитым лицом, а Риан, судя по всему, хотел поскорее выбить из головы воспоминания о том, что было с таким уродищем, как ты. Он же отказывался куда-либо ехать, пока не заедет домой и не примет душ. Но ты реально смешная. Тебя не насторожило даже то, что он продолжал во время близости называть тебя Очкариком. Разве так назовут любимую девушку? Я бы не назвал.
Каждое слово Иерона, как новый нож, вонзающийся в сердце. Оно заныло и закровоточило, а я ощутила адскую боль и то, как к коже прилипли новые слои грязи. Они разрывали кожу и проникали под нее. Пропитывали все тело. Но я все еще молчала и все так же спокойно смотрела на Гатиса.
— И мне очень понравилось то, что Кириан сказал перед тем, как уйти. Что же там было? Кажется, что-то о том, что ты страшная и что он сожалеет о потраченном времени. И чтобы ты больше не попадалась ему на глаза потому, что раздражаешь своим видом.
— Мне жаль тебя, Гатис, — сказала наконец-то. Голос держала ровным. Даже не знаю, как у меня получалось это делать. — Тебе настолько нечего делать, что ты занимаешься непонятно чем. Например, то, что ты делаешь сейчас настолько пусто и глупо, что я просто не могу не пособолезновать тебе. Займись чем-нибудь полезным, иначе мозги атрофируются. Конечно, если этого еще не произошло.
Гатис стиснул зубы и сделал угрожающий шаг в мою сторону, но остановился. Замер. Качнул головой и сказал:
— Как бы я хотел тебя уничтожить. Жаль, что это сделаю не я.
После этих слов, он развернулся и пошел к двери. Я толком не понимала к чему были его последние слова, но, прежде чем парень вышел, я сказала:
— Посмотрим, кто кого первым уничтожит, — произнесла эту фразу негромко. Скорее всего Гатис меня вовсе не услышал, но в этот момент у меня в груди все полыхало адским пламенем.
Только после того, как Иерон вышел из уборной я позволила себе выказать внешне хоть какие-то эмоции. Руки начало трясти и я сделала несколько глубоких, но прерывистых вдохов. Как же больно. Не физически — душевно.