Единственный...
Шрифт:
Он избил Иерона так, что Кириана пришлось оттаскивать. Причем, делало это несколько парней, которые, пытаясь спасти Гатиса, тоже получили увечья.
Агеластос был готов убить Иерона и, в тот же момент, понимал, что он сам поступил куда хуже.
Гатис, хрипя и кашляя кровью, сказал, что это Кириан что-то сделал с Чарой. Она тянулась к Агеластосу, а сегодня резко заявила, что с нее хватит парней и она вообще не хочет ни с кем встречаться. Она не предпочла Иерона, как парня и на «Зимний вечер» пришла с ним просто, как с другом.
— Она сказала, что видела тебя с Темидой, — прохрипел Гатис, вытирая кровь тыльной стороной ладони. — Какой же ты мудак. Она в тебя влюбилась, а ты за ее спиной с Темидой встречаешься.
Остаток ночи Кириан просидел на капоте своей машины рядом с домом Чары. В этот момент ненавидел сам себя. Мысленно уродовал душу. Он это заслужил.
Какой же он ублюдок. Почему не поговорил с ней?
И как он вообще мог поверить в то, что Чара могла изменить?
Она не такая. Чара никогда бы так не поступила.
И, когда он увидел ее пустые глаза, ощутил, как душа сжалась и заболела. Начала трещать и рваться.
Чара смотрела на Кириана, но будто сквозь него. Словно Агеластоса больше не существовало.
Но он это заслужил. За то, что не поверил и не поговорил с ней.
Все могло быть иначе. Стоило только понимать, что Чара никогда не изменит и ни в коем случае даже частично не усомниться в этом.
То, что он сделал уже не исправить, но так невыносимо сильно хотелось прижать Чару к себе и больше никогда не отпускать. Искупить каждое свое слово и миллион раз извиниться, хотя за всю жизнь он ни разу этого не делал.
Глава 22 Раны
Встретив ее, он понял, каково это по-настоящему жить.
Потеряв ее, он ощутил, как это мучительно умирать.
Звук хруста ее костей и кровь на асфальте — Кириан никогда этого не забудет. Этот момент потом будет каждый раз ему сниться и даже самый короткий сон будет похож на ад, в котором Агеластос будет заново переживать то, что подобно острым клыкам терзало душу. Пережевывало ее и сжирало, оставляя в груди разорванную дыру.
Для него сон и так был редкостью, но уже теперь Кириан предпочел бы вовсе не спать. Не видеть того, что каждый раз напоминало о том, что Чары больше нет. Ведь он ее так и не отпустил. Не смог этого сделать.
В те дни испытывал по-настоящему адскую боль, вонзающуюся в голову подобно миллиардам копьев и разносящую по телу ядовитые импульсы, больше похожие на то, что его тело до костей пробивали ножи, раздирая плоть. Из-за этого он паршиво соображал, но он отчетливо помнил документы, в которых говорилось, что Макри мертва.
Он жил реальностью, но чаще всего находился в бездне своих мыслей и порой желал остаться там навсегда. Там Чара была жива и он находился рядом с ней. Обнимал, целовал и бесконечно долго смотрел в ее глаза. Разговаривал с ней. Говорил все, что не успел сказать. То, что уже никогда не получится произнести. И уже не исправить того, что он сделал. Не извиниться и не убрать пустоту из ее глаз. Макри умерла из-за того, что ее сбила машина, но Кириан считал, что это он ее убил. Сделал это
И лишь в своих мыслях он все еще имел возможность прижимать ее к себе.
Возможно, именно поэтому Кириан до сих пор не сходил на могилу Макри, которая, как он узнал, находилась в Кастории. Увидеть ее, означало окончательно принять то, что Чары больше не было.
Но все же он каждую неделю приходил к дороге, на которой сбили девушку. Садился на бордюр и на дорогу впереди себя клал цветы. Смотрел на то место, где лежала Макри и будто бы вновь ее видел.
Раз за разом ощущал, как по телу протекал ад, но не отрывал взгляда от того места.
Когда Кириан увидел ее в пустой аудитории, он решил, что его мозг воспалился из-за жесткого недостатка сна и постоянных мыслей о Макри. Ее тут просто не могло быть. Это лишь видение, но, дьявол, какое же классное.
Агеластос уже был согласен окончательно сойти с ума, лишь бы чаще ее видеть, но оказалось, что это не игра его воображения.
Это действительно была Чара. Она и раньше была для него чертовски привлекательной. В своих растянутых свитерах и очках, закрывающих чуть ли не половину лица, она выглядела лучше всех, девчонок, которые были у Кириана.
Но сейчас она выглядела так, что зверь внутри Агеластоса тут же завыл от голода. Вот только, разве он имел право прикасаться к ней? Нет. Не после того, что он сделал.
Главным было то, что Кириан получил второй шанс. Произошло то, что казалось невозможным и безвозвратно утерянным. Хотя, первое время Агеластос не мог поверить в то, что Чара действительно была рядом. Это казалось сном. Сбывшейся мечтой.
Насколько же сильно ему хотелось прижать ее к себе и больше никогда не отпускать. Оберегать ее, словно она состояла их хрупкого стекла. Даже когда девушка просто подходила к дороге, все внутри него напрягалось и так сильно хотелось взять ее за руку.
Она была его сокровищем, воздухом и жизнью. Макри была для него всем.
Его будущей женой.
Живя без Чары, он много думал и о многом размышлял. В его мыслях она была его женой и его семьей. Теперь Кириан собирался все это воплотить в жизнь. Сделать для Чары все и даже больше.
Вот только, размышляя над этим, Агеластос сталкивался со стеной. Тем, что невозможно разрушить.
Он не может иметь детей.
Сам Кириан с этим уже давно смирился. Почти. Со временем он принял эту свою особенность, но сейчас она терзала его с новой силой. Оказывается, невыносимо понимание того, что у него не будет детей от любимой девушки.
И навряд ли Чара захочет себе такого мужа.
Ему стоило поговорить с ней об этом. Но немного позже. Когда их отношения хоть немного наладятся.
Агеластос знал, что ему следовало быть осторожным с Макри, но ревность сжигала, а желание защищать выходило за все пределы. Когда она сказала, что какой-то парень ее чуть не задушил, Кириан захотел переломать ему руки, а потом все пальцы. Сделать так, чтобы этот парень пожалел о том, что вообще посмотрел в сторону Макри.
И он его нашел. Быстро.