Единство
Шрифт:
Ее привели к хозяйственной постройке, неподалеку от крепости на перешейке. Строение охраняла четверка церковников; пахло бульоном и мылом.
— Проходи внутрь, — Смиренный указал на занавешенную мешковиной дверь. — Сможешь поесть, помыться и переодеться. Тебя встретят на выходе.
Кивнув, она отодвинула изъеденный мышами полог.
«И как не передохли от холода?»
Горячий влажный воздух тут же прилип к коже, зачесалась под волосами шея. В тесном предбаннике ее ждала женщина со шрамом на лбу и оценивающим
— Оставляй свои лохмотья здесь и проходи дальше. Мыло, мочалка — все есть. Как закончишь, закрутишь вентили и в следующей комнате получишь свежую одежду.
Она кивнула и принялась раздеваться. Руки двигались нескладно, с неохотой вспоминая былое проворство. Ее ладони взмокли, а перед глазами время от времени темнело. Добавив свою одежду к уже скопившемуся в ящике вороху, она замерла, заметив на скамье возле Смиренной ножницы. Женщина перехватила ее взгляд и усмехнулась.
— Хочешь меня заколоть или подстричься?
Она провела рукой по волосам. Сбившись в колтуны, они маслянистой паклей свисали до лопаток.
— Садись, — Смиренная указала на скамью и вооружившись ножницами, придирчиво осмотрела план работ. — Да уж, церковникам только дай волю, и они превратят каждого мага в скоти…
Осекшись, Смиренная прикусила язык, вспомнив о новых порядках. Лезвия со скрежетом вгрызлись в волосы.
— Покороче, — ее голос показался ей змеиным шипением, разбавленным посвистываниями задыхающегося. Клубки волос падали на скамью, щекоча спину и ягодицы.
— Я уж подумала, ты немая.
В соседней комнате пол был мокрым и теплым от горячей воды, льющейся из трубы. В углы забилась мыльная пена. Она уловила в воздухе слабый запах мужского пота. Подставляя плечи и грудь жаркому потоку, она чувствовала, как волнами дрожи из костей изгоняется холод, пробуждаются чувства и разум. Веки трепетали от зароившихся в голове мыслей, а ноги все не хотели уносить ее прочь от желанного источника тепла, пока льющаяся на голову вода не похолодела, а в стенку не постучали.
— Уснула там? Еще успеешь наплескаться, давай место следующему.
В ее пальцах не было силы, чтобы как следует закрутить вентиль, и теплые капли продолжали падать на пол, одна за одной, когда она выходила в следующую прикрытую тяжелой от влаги мешковиной арку. Ожидавший там церковник окинул ее безразличным взглядом и, забрав полотенце, протянул свежий комплект одежды. До нее донеслись звуки гремящей посуды. Проходя в следующее, такое же тесное и безликое помещение, как и предыдущее, она провела ладонью по топорщащимся влажным волосам.
Посреди тесной комнаты стоял стол, щедро усыпанный хлебными крошками, за которым сидел ширококостный, но худой мужчина, твердо орудующий ложкой. Их взгляды пересеклись и она, невольно коснувшись лба, почувствовала неровные выпуклости рубцов. Под пристальным взглядом повара забирая свою порцию бульона с приставленного к стене стола, она вспоминала боль и жар коснувшегося кожи клейма — последнюю встречу с теплом перед спуском в колодец.
— Добрый суп, — сказал мужчина, поймав в ложку разваренную картофелину. — Лучший за все время, проведенное здесь.
Она ничего не ответила. Глядя на нее, дыхание в груди мужчины спирало, словно одна ее сущность источала смертельный холод, за годы заключения глубоко въевшийся в кожу и далекими макушками полярных льдов застывший в серых глазах.
— Меня зовут Горальд. Я уж думал, что и вовсе позабуду здесь обо всем. Пытался расспросить Смиренную и церковников о том, что происходит, но они только и твердят, что дальше-дальше.
Горальд разделался с супом раньше, чем дождался ответа, и, поблагодарив за компанию, вышел. В скором времени она прошла в ту же дверь, где едва не напоролась на мужчину, дожидавшегося ее в компании двух церковников и мальчика со шрамом на лице, как от рубленного удара.
— Трое — идем, — распорядился церковник, и отступники послушно побрели впереди своих конвоиров. Отходя от строения, подарившего ей первые за долгие годы минуты комфорта, она заметила еще троих заключенных, которым только предстояло насладиться горячей водой и едой.
Их вели к трем небольшим шатрам, разместившимся прямо перед входом в крепость, и окруженным разномастной толпой церковников и Смиренных. Она видела, как из одного шатра вышел заключенный и с улыбкой на лице позволил провести его внутрь крепости.
Не прошло и минуты, как полог соседней палатки взметнулся, выпуская попытавшегося сбежать отступника, на которого тут же набросились зазевавшиеся церковники, заковывая в кандалы.
— Ты — сюда, эту — в среднюю, оставшийся — за мной, — коротко приказал церковник и пошел дальше в сопровождении Горальда.
Заходя в указанный шатер, она чувствовала на себе пристальные взгляды стражи. За каждым ее движением следили не только церковники, но и Смиренные. Она успела насчитать по пять бойцов Церкви возле каждой из палаток, и еще по двое — из Ордена.
Внутри было светло и сухо, за столом в центре сидел бритоголовый мужчина, с обхватившим голову обручем татуировки, от которого к макушке отходили короткие лучи. Он жестом указал на стоящий перед столом табурет, но его приглашение затерялось где-то на задворках сознания, всецело обращенного к зеленому сапфиру, скрывавшему лицо Командора Ордена.
Она не думала, что этот человек вспомнит ее лицо, но стоило ей опуститься на табурет, казавшаяся окаменелой фигура Командора пришла в движение, и спустя несколько секунд она осталась с ментальным магом наедине.