Эдуард III
Шрифт:
Несколько раз в разгар дневной жары он останавливался, спешивался и, пустив коня щипать свежую траву, садился под деревом и с грустью смотрел на счастливую жизнь других людей, будучи не в силах ни поделиться с ними своей печалью, ни разделить их радость. Иногда, когда он вспоминал о прожитых им счастливых днях и думал о тех горестных, что предстоят ему, тихие слезы лились из глаз этого воина, не раз видевшего, как на полях сражений вокруг него свирепствует смерть, но волновался ничуть не больше скалы, что невозмутимо взирает на бушующее море, бьющееся о ее склоны; ибо верно, что, сколь бы ни был силен мужчина,
С грустью размышляя о собственном прошлом, он достиг берега моря и узнал то место, где высадился, когда Эдуард добился от короля Франции его освобождения в обмен на пленного шотландца. С того времени произошло много событий, которые, казалось, никогда не могли произойти. И какая странная ирония таилась в этой королевской дружбе!
— О море! — воскликнул граф, устремив взор на океан, что в этот час спокойно ластился у самых его ног, отражая в своих волнах безобидные облака, которые южный ветер изредка нагонял на небесную лазурь. — О море! Насколько лучше грозные бури, вздымающие до небес твои волны, словно полчища титанов, чем загадочные человеческие страсти, что делают людей хуже самых гнусных скотов и убивают чаще, чем пучины!
Солсбери какое-то время стоял, погрузившись в глубокие раздумья, потом провел рукой по лбу и, заметив проходящего мимо крестьянина, спросил его, где найти владельца судна, что смогло бы доставить его на французский берег.
Крестьянин показал пальцем на ближайший дом и пошел своей дорогой.
На другой день, вечером, граф простился с берегами Англии, думая, что покидает их навсегда, и на следующее утро приплыл в Булонь.
Из Булони он, по-прежнему одинокий и мрачный, двигался дальше верхом, ночуя на постоялых дворах и с рассветом отправляясь в дорогу. Когда он въехал в Париж, в городе был праздник: там это случалось часто, особенно после заключения перемирия. Солсбери пробрался сквозь толпу горожан, бродячих комедиантов и рыцарей, а вечером, когда веселье в городе затихло, отправился в Лувр.
Лувр в то время выглядел далеко не так, как теперь. К большой башне и ограждающим ее стенам, возведенным в 1204 году Филиппом Августом, еще почти ничего не было пристроено. Королевская резиденция была такой простой, что создавалось впечатление, будто в четырех стенах наугад, на разных уровнях, проделали небольшие окна.
Солсбери прошел просторный двор, находившийся в центре этого квадрата, и направился к расположенной в середине большой башне. Он перешел каменный мост, переброшенный через широкий ров, что омывал башню, и подошел к железной двери, ведущей на винтовую лестницу, по которой поднимались в покои короля.
Когда он оказался у двери, перед ним появился офицер и осведомился, что ему угодно.
— Я хочу говорить с королем Филиппом, — ответил граф.
— Кто вас послал? — спросил офицер.
— Передайте его величеству, что граф Солсбери, подданный и посланец короля Эдуарда Третьего, просит допустить его на аудиенцию.
Офицер открыл железную дверь, поднялся с графом наверх и попросил его подождать несколько
Он прошел вперед и, приподняв ковер, ввел графа в комнату, где находился Филипп.
Король в одиночестве сидел за большим столом и казался задумчивым. В комнате царил полумрак.
— Это вы, граф! — воскликнул король, с удивлением увидев возникшего перед ним Солсбери.
— Да, ваше величество, это я, граф Солсбери, который до смерти не забудет, что с ним, когда он был пленником короля Франции, обходились как с королевским гостем, и сегодня даже скучает о своем заточении.
И граф провел рукой по лбу, словно желая прогнать тягостные образы, преследовавшие его.
— Сядьте рядом со мной, граф, и соблаговолите объяснить, чему я обязан вашему столь приятному для меня появлению здесь.
— Ваше величество, я секунду назад сказал вам, что храню память о вашей доброте ко мне, но должен был бы прибавить, что я пришел засвидетельствовать вам мою признательность, дабы вы сами могли убедиться, что я говорю правду.
— Вас послал король Англии?
— Нет, ваше величество. Никто не знает, что я во Франции, — мрачным голосом ответил граф, — и надеюсь, никто никогда не узнает о моем визите к вам. Позвольте мне, ваше величество, задать вам несколько вопросов.
— Прошу вас.
— Вы ведь подписали перемирие с королем Эдуардом?
– Да.
— И вы спокойны, поскольку верите в прочность этого перемирия?
— Как видите. Мы не только спокойны, но даже очень часто устраиваем праздники. Наш добрый французский народ подобен ребенку; его надобно развлекать до тех пор, пока ему не придется сражаться.
— Но, ваше величество, в Англии находятся ваши пленные, так же как во Франции были пленные короля Эдуарда.
— Я помню об этом, мессир, среди них сир де Леон, три отважных командира, один из коих уже возвращен мне, ибо я обменял его на герцога Стэнфордского. Это мессир Оливье де Клисон.
— О ваше величество, Франция несчастна с той минуты, когда те люди, что должны были бы ее защищать, стали предавать ее.
— Я вас не понимаю, — сказал король, вставая.
— Я сказал, ваше величество, что король Эдуард вернул свободу Оливье де Клисону в обмен на герцога Стэнфордского, но отказался освободить Эрве де Леона.
— Правильно.
— Знаете ли вы, ваше величество, почему король Англии отдал предпочтение этому вашему подданному?
— Я этого не знаю.
— Потому что при обмене было выдвинуто неизвестное вам, ваше величество, условие, принятое мессиром Оливье де Клисоном, и оно сейчас угрожает Франции одной из величайших опасностей, которым она когда-либо подвергалась.
Филипп VI побледнел.
— Неужели вы, вы, граф, один из верных слуг короля Эдуарда, явились предупредить меня об опасности? — спросил король. — Неужели вы даже приехали из Англии, чтобы сообщить мне эту новость в благодарность за приятное заточение, в котором я вас держал? С каких это пор честные подданные одного короля являются столь любезно предупреждать враждебных королей об опасностях, коим те подвергаются?
— С тех пор, — серьезным голосом возразил граф, — как во время их отсутствия короли стали бесчестить верных подданных, которые за них сражаются.