Эдуард Лимонов

Загребельный Павел Архипович

В 1997 году дебютная книга Александра Гольдштейна «Расставание с Нарциссом» сенсационно была удостоена сразу двух первостепенных литературных наград: «Антибукера» и «Малого Букера». Одним из выдающихся авторов, о котором повествует этот выдающийся сборник эссе, является Эдуард Лимонов. Замечу, сам писатель к премиям относится с опаской. Как и изобретатель премии «заябукер» Дмитрий Быков: «Зачем я Букеру?»

В девяностые Лимонов выстраивает сотрудничество с российским издательским миром. В начале десятилетия в России его печатают миллионами экземпляров. Но гонорары сгорают в топке реформаторов. В 1994–1997 годах вождя нацболов избегают, опасаются начальственных окриков. Кстати, еще раньше, пока он собирался покинуть Францию ради ПМЖ в России, обструкцию и кампанию наветов ему устроили в «свободолюбивой» Франции. Неполиткорректным политиком

он предстал, понимаешь. Когда в 1998 году окрепший российский издательский капитал набрал силу и готов был планировать издания без оглядки на Кремль, писатель не сразу идет на контакт. Весной 1998 года «Лимбус Пресс» предлагает издать новую книгу.

– Десять тысяч долларов аванса, – ответил писатель. – Есть готовый сюжет и название.

– И как она будет называться? – поинтересовались на другом конце телефонной линии.

– «В поиске юной шлюхи».

Мочание в ответ. Проект не состоялся.

В 1998 году роман «316, Пункт “В”» привлек внимание Валерии Новодворской.

– Так что Эдуард Лимонов – такой же российский феномен, как Эдуард Багрицкий, великий поэт, неистовый большевик, наш Дантон, счастливо избегший гильотины 30-х годов и мирно умерший от астмы, среди стихов, воспевающих «трехгранную откровенность штыка», «мать-революцию», Феликса Дзержинского, «Аврору», комиссаров, пионеров, продотряды, Красную армию, Ленина, век («И если он скажет: «Солги!» – солги, и если он скажет: «Убей!» – убей») и прочие поэтические вещи. Описывает он, надо отдать ему должное, весь этот кошмар вкусно и предельно талантливо. Куда лучше, чем М. Горький – свою «Мать», Беломорканал и врагов, которых уничтожают, если они не сдаются. Представляю, сколько ценителей поэзии, начитавшись Эдуарда Багрицкого, записались в красногвардейцы или трудоустроились в ВЧК! Эдуард Лимонов, конечно, сильно уступает Эдуарду Багрицкому, но он, безусловно, имеет литературный дар. На его последний роман «316, пункт “В”» мне даже захотелось написать рецензию, – заявила в 1998 году его неусыпный оппонент «тетя Лера».

Суровы будни политика. Вождь лимоновцев готов к расколам. Расколы, противостояния были всегда. Жизнь движется конфликтами. Противоречиво складываются отношения с Дугиным, который окончательно покинул ряды нацболов в 1998 году.

– Я никогда не отрекусь от людей, строивших партию, никогда не буду отрицать и наследия Дугина. Без сомнения, он вложил свою изрядную долю в становление партии, – подвел много лет спустя Лимонов итог своему разрыву с Дугиным.

И у Егора Летова характер не подарок.

– Он был пылким и великолепным товарищем, – вспомнит после кончины Летова в 2008 году Лимонов.

В начале октября 1998 года проходит Первый Всероссийский съезд нацболов. Средний возраст делегатов едва перевалил за двадцать. Только что шарахнул август 1998 года. Россия и Украина вместо устранения причин занялись кадровыми рокировочками.

– На самом деле всю эту порочную практику надо кончать. Нужно сделать «стоп машина!». Механическими перестановками одинаково наглых и одинаково политически бездарных «лидеров» жизнь в России не наладить. Я знаю, как надо наладить. Я об этом говорю уже несколько лет. России следует сменить политический класс. Следует освободить миллионы рабочих мест в руководстве страны, изгнав с этих рабочих мест чиновников и предложив их тем, кто сегодня ничто, кто молод, энергичен, некоррумпирован и фанатично предан России, – мечтал писатель в конце девяностых.

С 1999 года нацболы переходят к так называемым акциям прямого действия. Два рассерженных лимоновца пришли на премьеру фильма, режиссер которого в благодарность за спонсорство одного из постсовестких президентов агитировал за него на выборах. Президента страны, где притесняют русскоязычных, переизбрали. Поэтому в марте 1999 года в московском Доме кино тухлыми яйцами два нацбола забросали Никиту Михалкова и угодили в Бутырку. Михалков рассердился, созвал пресс-конференцию.

– Он понимает, что с него сорвали маску барина от искусства, маску, прельщавшую пожилых домохозяек. Многим стало ясно, что он ушлый, хитрый хищник с клыками, – заступается за ребят Эдуард Лимонов.

С тех пор лимоновцы берут на вооружение продукты питания, довооружаются цветами и становятся на тропу «бархатного террора». В последующие годы такого «террора» они «замочили» не одного деятеля. Майонез: А. Вешняков, В. Стародубцев, А. Чубайс. Яйца, помидоры: ВВЖ (ему горчички не пожалели добавить), Г. Зюганов, М. Касьянов, Б. Немцов. Шоколадные яйца: Л. Слиска. Удар букетом гвоздик: М. Горбачев, В. Матвиенко.

24

августа 1999 года два десятка нацболов утром без десяти десять захватили башню здания Клуба моряков на площади Ушакова в Севастополе, вывесили партийное знамя, с возгласами «Севастополь! Крым! Россия!» разбросали листовки с протестами против ратификации Госдумой договора с Украиной и вступления Украины в НАТО. Около двух часов удерживали, забаррикадировавшись, башню, пока их не выдворили российские моряки. Шестнадцать арестованных, судебные процессы – последовали тяжелые испытания.

Можно много рассуждать об адеватности акции в Севастополе. Но бесспорно то, что с тех пор минуло уже больше десятилетия, а судьба Черноморского флота и отношения Украины с НАТО остаются во мгле. Если кто-либо вообще понимает, что случится дальше.

За Севастополь лимоновцы получили по шесть месяцев. В октябре 1999 года нацболы ворвались на отчетно-выборное собрание Союза украинцев Латвии. В зале присутствует украинский дипломат. Лидер рижских нацболов Михайлюк (Маузер) вручает ему петицию протеста. (Маузер, как Дугин, и некоторые другие станут потом ренегатами. Такова проза политики.) В ноябре 2000 года в знак защиты русскоязычных жителей Латвии лимоновцы осуществляют мирный захват башни собора Святого Петра в Риге. В отместку – жесточайшие приговоры судов, до момента их смягчения начинают с 15 лет!

Не успели прогреметь первые акции нацболов, как нашлись желающие использовать их в грязных избирательных технологиях. Гонцы со Старой площади (в Москве, как и в Киеве, в бывших цековских кабинетах постсоветские президенты дружно разместили свои канцелярии) посулили за пять выступлений как бы в поддержку Примакова двадцать пять тысяч долларов. Писатель с презрением выставил вон провокаторов:

– Мы отказались от грязной сделки. Не потому, что нам жалко Примакова или не нужны деньги, но потому, что негоже честным людям становиться орудием в борьбе одной банды начальников против другой. На том стояли и стоять будем.

Эдуард Лимонов – один из лучших русских прозаиков двадцатого столетия, такой вердикт выносит в 1999 году Александр Гольдштейн: «Молодой человек честолюбивой наружности и поэтических дарований, воспитанник государства, в котором, в отступление от велемудрых заветов Платона, социальная беспрозванность компенсировалась стихотворной известностью в полуподпольном кругу (и это был статус, если кто усомнился или запамятовал), молодой человек, алча обителей славы, соблазняется Западом и, потрясенный, осознает, что его новое, американское положение стократ хуже прежнего, покинутого столь опрометчиво. Трущобная крыса с коркой валфера в голодных зубах, он утрачивает оправдание унижений – веру в необходимость своего литературного слова, потому что вокруг нет внимающих этой речи людей, теряет любовь, уставшую делить его нищету, расстается с несбывшимся сном о признании, блеске, награде и взамен получает протяжный, на три сотни страниц растянувшийся вопль, тот единственный вопль, что во все времена исторгался лишь одержимою глоткой свободы. Наступает же эта свобода в момент, когда, кроме нее, надеяться больше не на что. Невзгод он себе не желал, но жанр вопля оплачивается угнетенным состоянием автора, и даже если разум не хочет страданий, тело, потенциально готовое к пронзительной откровенности, так извернется в судьбу, что крик становится неизбежным. Лимонова в той же мере назначили выкрикнуть «Эдичку», в какой Солженицына приговорили к написанию «Архипелага». В одном случае книгу ждали миллионы убитых, в другом ее встретила русская литература, изнемогшая от целомудрия и фальшивых приличий. Вопль – однократное действие, было бы глупостью требовать его повторения. С тех пор, уйдя от поэзии, автор выточил много мастеровитой прозы и публицистики, вернулся назад, увлекся политикой, несколько раз прекрасно говорил с экрана о революции и любви, сменил облик, стиль, поведение, женщин, и только глаза на одряблевшем лице иногда выдают, что это все еще он – Эдуард Лимонов».

В последний перед арестом год не покладая рук плодотворно творчески трудится. В июне 2000 года начинает работу над «Книгой мертвых». Уложился в двадцать четыре дня. Требовался гонорар для финансирования НБП. В 2001 году она была издана в «Лимбус Пресс». Лимонов называл эту книгу как бы перекличкой тех, кого знал и кто в свое время надолго или ненадолго побывал в его жизни. Я намеренно дополняю биографию писателя рецензиями литераторов. В конце концов, сам Эдуард Лимонов в предисловиях к двум своим изданным в 1998 и 2002 году на русском трехтомникам обращается к цитатам в свой адрес из Петра Вайля, Александра Гениса, Бориса Парамонова. При том, что от них ему доставались жестокие несогласия.