Эдуард Лимонов
Шрифт:
Советская-постсоветская приближенная к власти интеллигенция – достойный отряд в армии независимого приспособленчества. Она смешна. Ее злобствование карикатурно и мелко. Все, кто не с ними, предаются анафеме. И сейчас в 2010 году на нашей шее сидит тот же класс «пиджаков», класс новой буржуазии, который, по мнению Эдуарда Лимонова, сформировался в послевоенном СССР и привел к его краху А писатель предостерегал:
– «Рынок!» – кричат. Даже деревенскому психиатру давно уже ясно, что в социально нестабильной стране с больной душой любая самая гениальная реформа провалится.
Его
– Опыт жизни на Западе научил, что демократия – это роскошь богатых стран. Как «роллс-ройс». Многие на него облизываются, но не многие могут себе его позволить.
Вспоминает, как сравнил Иван Бунин немецкого крестьянина и русского мужика. Немец с клочка земли в поте лица снимает обильные урожаи. А наш стоит на краю соседского помещичьего поля и мечтает о нем. Мне бы эту землю, я бы там… Так и советские люди пожелали себе, чтобы как у них там…
Полемизирует с обожателями Запада, стремится развеять сказки о развесистых клюквах Запада, спорит с А. Собчаком, С. Федоровым, Н. Шмелевым. Руководителей новых государств сравнивает с неумехами, которые не знают, что находится на приборной доске управления, на какие кнопки нажимать. Научились только у диссидентов шестидесятых кричать, что коммунисты загубили Россию, и проклинать тоталитарный режим:
– Правьте… И что же? Недостаточно иметь идеи.
В феврале 1992 года Эдуард Лимонов прилетает в Россию на съезд Народно-патриотических сил. Знакомится с Анпиловым, Жириновским, Зюгановым, Дугиным. Утверждается в мысли о неотвратимости собственного партийного строительства в России. Упор на политическую журналистику в период с декабря 1989 по февраль 1992 года счел недостаточно продуктивным. Его неприятие пути, который после распада СССР избрали лунатики и деревенские идиоты, требует прямых действий. В Москве поначалу выглядит белой вороной. Среди разодетых, как успешно ворующий цыган, политиков появляется военный корреспондент прямо с Балкан, в матросском бушлате с пуговицами с якорями, в пролетарской купленной в Черногории албанской кепчонке и сапогах.
Поначалу сближается с Жириновским, ВВЖ. В 1992 году последний представляет его главой Всероссийского бюро расследования своего теневого кабинета, бюро похлеще всяких разных Бундеснахрихтендинст и Сигуранц. Тогда же расстаются. ВВЖ возлагал немалые надежды на «железного Эдика»: – Эдуард нас всех посадит, как и полагается ему по должности… Умный человек, во-первых. Во-вторых, человек, способный к планомерной, похабной, буквоедской, бюрократической работе, который возьмется за что-то когтями и не выпустит из рук. Жуткий педант, что касается подчиненных.
Лимонов сравнивал ВВЖ и Егора Гайдара:
– В конце 60-х – начале 70-х у меня был приятель – художник Виталий Стесин (кстати, он жил недалеко от нынешней штаб-квартиры ЛДПР – в Луковом переулке). Он был настолько эксцентричным типом, что ходил летом в меховом пальто и приклеивал к черепу уши клеем БФ-2. Такая вот была у него странность: думать, что его уши слишком далеко отстоят от черепа. Теперь, если вы присмотритесь к нашему Гайдару… к нашему общему горю, и присмотритесь к ВВЖ, то заметите, что между ними существует какая-то неуловимая похожесть. Как будто один
В 1992–1993 годах Лимонов попытался принять участие в создании Национал-радикальной партии. Не удалось. А с мая 1993 года начинается история Национал-большевистской партии, нацболов. 1 мая 1993 года в Москве на Горбатом мостике у Белого дома Эдуард Лимонов и знаток девяти языков философ Дугин пишут приказ № 1 «О создании Национал-Большевистского Фронта»:
– До настоящего времени две идеологии – национальная и социальная – объединялись на уровне компромисса, прагматичного временного союза. От якобинцев, через Николая Устрялова и Эрнста Никиша до «Юной Европы» Жан-Франсуа Тириара. В национал-большевизме они сольются в неразделимое целое».
В октябре 1993 года Лимонов был первым в списке добровольцев – защитников Белого дома. Подъезд номер один с набережной первые сутки охраняют писатель, тридцатилетний парень и два милиционера. На четверых – два ментовских табельных пистолета Макарова. Вот было бы зрелище для ребят Салтовки! Штурмовал телецентр Останкино. С оружием – записной книжкой. Потом две недели скрывался на окраине Твери в квартире дальних родственников студента Рабко, будущего товарища по партии. В эти дни в теленовостях сообщали то о ранении, то о гибели Лимонова.
Ветерану знаком запах пороха. С 1991 года – военный корреспондент. Со всеми знаменитыми полевыми командирами девяностых, исключая чеченцев, познакомился лично: «Я заслужил право быть лидером оппозиции. Я отвечаю за свой базар жизнью и шкурой».
В 1993 году пробует силы на выборах в Государственную Думу РФ по Тверскому округу Через два года выдвигает свою кандидатуру в Госдуму в Москве. Избирком поначалу вносит в бюллетень фамилию Савенко. Писатель протестует, требует записать других кандидатов под настоящими фамилиями (Голиков – Гайдар, Эйделыитейн – Жириновский). Побеждает в споре с государством и участвует в кампании как Лимонов. Подсчет голосов и итоговые показатели в графиках избиркомов не вызывают ничего, кроме отвращения. Кто делит страну? Блоки чичиковых, ноздревых, маниловых. Явлинского считает вылитым Маниловым.
– Я был однажды во дворце Ротшильда. Там проводился бал аристократии, на который меня пригласил Шемякин, когда я только-только приехал в Париж. И там, разумеется, были все эти люди, со всякими там фамилиями – Воронцовы, Голицыны, кто угодно. Все они показались мне крайне некрасивыми. Вырожденцами. В любой нашей русской деревне люди куда красивее, чем все эти так называемые аристократы. И я никогда не испытывал к ним никакого интереса – вся это публика отмороженная, на мой взгляд.
А что касается того, нужна ли России монархия – извините, на хер не нужна. Вы что думаете, монархию можно так: взял, ввел, убрал… Ничего подобного. Монархия одна. Царь, или государь, или император, или кто угодно, он не существует сам по себе. И для того чтобы внедрить его в повседневную жизнь, нужно сразу же внедрить для него класс, который бы от него зависел, проводил бы такую же монархическую политику. То есть без дворянства монархия – это ноль. И ничего из себя не представляет. А дворянства у нас нет, и его никогда уже не восстановишь. Так же, как у нас нет и не может быть казаков. Их тоже не восстановишь. Все это вещи прошлые и навсегда уничтоженные, – с первых шагов на политическом поприще отвергает идею реставрации монархии и монархической (гетманской для Украины) идеологии.