Эдуард Стрельцов
Шрифт:
Итак, Г. Д. Качалин: «Виноваты мы все в том, что не пресекли твоего поведения. Хочется верить, что ты станешь человеком. Прошу принять предложение о снятии ЗМС (звания заслуженного мастера спорта. — В. Г.), просить о понижении зарплаты и дать время ему на исправление».
Лев Яшин: «Поддерживаю предложение о снятии ЗМС и снижении зарплаты».
Это сегодня подобный вердикт кажется чуть ли не убийственным. В тот момент — наоборот. Звания отнимали — и, бывало, несколько погодя возвращали (правда, Стрельцов будет вновь удостоен «заслуженного» только через десять лет). А деньги платили большей частью клубы. За работу в сборной полагалась некая премия, улучшавшая благосостояние футболиста. При этом твёрдый игрок основного состава команды высшего дивизиона и без «сборных добавок» достойно кормил семью.
Поэтому внешне «грозный» приговор тех уважаемых людей смотрелся
В итоге «приговор» получился, если по документам, наиболее мягким из всех возможных.
Только центральная пресса, получается, народ обманула. Причём самым крупным лгуном выступил известнейший журналист С. Д. Нариньяни, опубликовавший печально известный фельетон «Звёздная болезнь» в «Комсомольской правде» 2 февраля 1958 года.
А. П. Нилин достаточно подробно рассказывает в своей книге о мастерстве и авторитете, о значимости слова популярнейшего сатирика. Ибо если выступил Семён Давидович Нариньяни, литератор, освещавший ход Нюрнбергского процесса над фашистскими главарями, ничуть не потерявший при смене отечественных вождей, а в каком-то смысле и приобретший новое качество, которое не терялось до завершения счастливой его жизни, — то это уже удар даже не тяжёлой артиллерии — новых, едва появившихся в ту пору ракетных войск. Причём удар по своим.
Не могу согласиться с тем, что фельетон мастерски исполнен. Или, по крайней мере, профессионально написан. В чём суть произведения маститого литератора? За основу взят тот самый случай с опозданием на поезд в ноябре 1957 года. Мы уже говорили об этой истории. При несомненной драматичности она получила достойное завершение. Нариньяни решил вернуться к прошлогоднему сюжету, насытив его — а по сути исказив — дополнительными вымышленными подробностями. Причём сделал это плохо. Потому что, на мой взгляд, когда приём выпирает, как пружина из старого дивана, то автор совершенно точно не сумел доказать собственную состоятельность. А в «Звёздной болезни» два нарушителя, два «прожигателя жизни» — Стрельцов и Иванов (да, «выстрел» последовал и в сторону Валентина Козьмича, о чём обычно забывают) — настолько демонстративно отделены от остальных «положительных» сборников, что вслед за К. С. Станиславским хочется воскликнуть: «Не верю!» Автор, несомненно, заказного материала явно перебрал с акцентами.
Подумайте: как же могли в образцовом, безупречном коллективе принципиальных «режимщиков» так долго «прощать» центрального нападающего и правого полусреднего, как Нариньяни для разнообразия именует двух выдающихся мастеров советского футбола? Куда же раньше смотрели руководители отечественного спорта — и в первую голову небезызвестный В. П. Антипенок, который при встрече должен был, по мнению Семёна Давидовича, «отлупить» (?!) обоих футболистов? А непосредственно команда, которая вместе с указанными разгильдяями выиграла, на секундочку, Олимпиаду, никогда не замечала, какие скрытые враги с чуждыми нашенскому спорту принципами притаились рядышком? То есть, когда в Мельбурне побеждали, Стрельцов с Ивановым успешнейшим образом маскировались? Ну а вот и приём, бездарно выпирающий: оба опоздавших, демонстрируя нечто пещерное в плане интеллекта, лепечут чушь про ресторан, где им налили «по одной», а затем «по другой», хотя ехали друзья, мы помним, из дома на такси. Однако упоминание ресторана должно соответственно настроить читателя: для большинства всякие там «заведения» были не по карману. Дальнейшее соответствие подлинным событиям (погоня за поездом и остановка в Можайске имели место) не должно вводить нас в заблуждение. Понаблюдаем, как показана встреча с командой:
«И вот машинист кладёт руку на тормоз, и два друга хватаются за поручни:
— Ребята, подсобите!
Ребята выскакивают из купе и втаскивают центра нападения и правого полусреднего внутрь вагона, ставят их на ноги и ждут объяснений. А тем и сказать нечего:
— Выпили. Опоздали.
Защитники и нападающие злы, как черти. Ещё бы: столько хлопот и волнений, и всё из-за водки.
— Проучить бы вас, прохвостов, намять бока! — предлагает вратарь.
Но дружеская учёба откладывается, впереди ответственный матч. И вместо прямого мужского разговора пьяных друзей берут под руки и ведут к мягким постелям.
— Спите! Протрезвляйтесь! Очищайте мозги и лёгкие от винного духа. А после игры поговорим.
Матч на этот раз кончается важной победой. А после победы, конечно, и разговор уже не тот. Злость прошла, скандал забыт».
Да, безусловно, восторга у сборной опоздание ведущих футболистов не вызвало. Однако чтобы Яшин (а это он — вратарь) мог предложить «намять бока» Иванову и Стрельцову — немыслимо. Выходит, Льву Ивановичу вновь приписывают то, чего он не говорил (и дальше, что удивительно, с этим столкнёмся). Похоже, у нашего легендарного голкипера был такой авторитет, такая заработанная беспорочной службой репутация, что всякий нечистоплотный деятель желал заручиться его якобы поддержкой. Между прочим, нехорошая тенденция не исчезла и после ухода из жизни обоих великих футболистов: так и подмывает отдельных литераторов противопоставить две грандиозные для нашей страны фигуры. Что ж, очень скоро мы убедимся: эти жалкие потуги абсолютно бесперспективны.
А «Звёздная болезнь» С. Д. Нариньяни продолжает неприятно удивлять. «Матч на этот раз кончается важной победой» — ханжеская фраза до сих пор бьёт наотмашь. Воистину: умолчание временами страшнее самой изощрённой лжи. Ведь кто обеспечил «важную победу», Семён Давидович знал лучше кого бы то ни было. Потому что известный газетчик получил информацию, естественно, раньше многих и из первых рук. И отлично знал, что за травма у Стрельцова, знал, как центр нападения уползал за боковую линию, знал, как доктор О. М. Белаковский стягивал бинтом ногу и замораживал её тогдашними средствами. Знал, как «прыгающим танком», который и до сих пор не изобрели, торпедовец доковылял до штрафной поляков и врезал оттуда под перекладину. Про голевой пас Федосову тоже было прекрасно известно.
Всё знал фельетонист. И не сказал народу правды. А это — хуже всяческого обмана.
Что же касается темы присвоения звания заслуженного мастера спорта, то (здесь полностью соглашусь с А. П. Нилиным) наш знаменитый сатирик допускает непростительный прокол. «У нас, — вещает автор, — и в других областях, кроме спорта, есть талантливые люди: в музыке, живописи, пении (которое, получается, с музыкой никак не соприкасается. — В. Г.), науке. Но ни Шостаковичу, ни Хачатуряну, ни Туполеву, ни Рихтеру, ни Долухановой не присваивали почётных званий в 19 лет». Это как: безусловно выдающихся советских людей поставить в один ряд с дебоширом и пьяницей? (Да и с Д. Д. Шостаковичем не стоило горячиться: гениальный композитор в четырнадцатилетием возрасте был отмечен «заслуженным» пайком от А. В. Луначарского, стоившим всех будущих наград и спасшим музыкального классика от голодной смерти в годы Гражданской войны). Любое упоминание в столь «звёздной» компании взламывает примитивную конструкцию. Ещё пример, несколько иного рода. «Эдуарду Стрельцову всего двадцать лет, а он ходит уже в “неисправимых”, — сокрушается добрый Семён Давидович. — Не с пелёнок же Эдик такой? Нет, не с пелёнок. Всего года три назад Эдуард Стрельцов был чистым, честным пареньком. Он не курил, не пил. Краснел, если тренер делал ему замечание. И вдруг всё переменилось. Эдик пьёт, курит, дебоширит». Тут уже другой, не менее опасный крен. К сожалению, как упоминалось, добродушные работяги наливали водку несовершеннолетнему Эдику ещё во времена его фрезерской футбольной карьеры. И, надо признать, Стрельцов не был идеалом спортсмена-режимщика ни в молодости, ни в зрелости. О чём, безусловно, журналист был также осведомлён. Но построение фельетона той поры настолько незатейливо и шаблонно, что изымает из текста даже намёк на минимальную объективность.
Ведь что выходит? Дремуче безмозглые нарушители, несчастный руководитель, праведно негодующие товарищи. И, наконец, сам Отец — прямо так, с большой буквы. В смысле — автор бессмертного произведения. «Вы спросите, что же это — конец, закат центра нападения?» — обращается к читателям Семён Давидович. Да, скажем мы сегодня, ведь и велось всё к однозначному ответу на вопрос, который выглядит риторическим. Оказывается — нет. Не всё так просто. У Стрельцова к зиме 58-го — масса почитателей и, несмотря ни на что, почитательниц. Такую общность чаще всего называют народом. И разом, хирургически оторвать его от тех, кому он принадлежит и для кого выступает, — нельзя. Пусть и при участии «ракетно-печатных» войск. Ну, пока нельзя, по крайней мере. Потому выбирается «либеральная» на первый взгляд манера изложения. «Всё зависит от самого “центра”. Товарищи оставили ему возможность для исправления». Здесь, по идее, советский фельетон обычно и завершался. Или продолжался затем письмами заинтересованных читателей, которые могли печататься хоть в течение нескольких недель. Однако Нариньяни в известной степени предвосхищает реакцию читателей. «Начни-ка, друг Эдик, всё сначала, — будто бы обращаются к Стрельцову те безымянные товарищи. — Поиграй в клубной команде. Наведи порядок в своём быту, в своей семье. Докажи, что ты серьёзно осознал свои проступки не на словах, а на деле, и, может быть, мы снова поставим тебя центром нападения в сборной. Но поставим не сегодняшнего Стрельцова, дебошира и зазнайку, а того, молодого, чистого, честного, скромного». Это получается не фельетон — пьеса или сценарий. В том смысле, что события вымышлены или, правильнее сказать, перевраны.