Эдвард Мунк
Шрифт:
В 1921 году Мунк написал для меня новый вариант «Танца жизни». Я часто бывал у него, когда он работал над картиной. Однажды, желая положить синюю краску, он взял на кисть коричневую, и там, где должно было быть море, появилась коричневая черта. Мунк бросил кисть:
— Картина испорчена. Пришлите мне завтра новый холст. Последите, чтобы размер был тот же.
— А вы не можете замазать это пятно?
— Я никогда не замазываю.
— А счистить ножом?
— Нет. Ножом я более
Он надел пальто и шляпу, чтобы проводить меня. И у ворот сказал:
— Может быть, я нарисую там маленькую веточку. Да. Пойду сейчас и сделаю веточку.
Когда картина была готова, Мунк спросил, как она мне нравится.
Картина мне нравилась.
— Вам не кажется, что эта веточка ее портит?
Старый друг Мунка, критик-искусствовед Яппе Нильссен, похвалил картину.
— Видишь, я нарисовал маленькую веточку на этом дереве, по-твоему, она не портит картину?
— Нет, почему она может испортить?
Когда он ушел, Мунк сказал:
— Бедный Яппе, он — человек конченый.
Много лет спустя Мунк пришел ко мне в воскресенье утром. Он нервничал. Ходил по комнате взад и вперед. Я стал ходить за ним. Вдруг он сказал:
— А вы не можете сесть? Вы всегда так ходите?
Я сел, и Мунк сел. Сел спиной к стене, на которой висела картина «Танец жизни». Я смотрел на него.
— Что-нибудь с галстуком? Почему вы на меня так смотрите?
Я перевел взгляд на стену за его спиной.
— Ах, вы смотрите на эту проклятую ветку? Разве я не сказал вам, чтобы вы купили мне новый холст?
Директору и совладельцу одного из крупнейших предприятий в Осло исполнилось шестьдесят лет. Это было в 1930-х годах. Члены правления решили подарить ему картину Мунка. Пришли ко мне и попросили выбрать большую картину. На другой день после вручения подарка, к Экелю подошел человек с тележкой. Мунк вышел. На тележке лежала картина, купленная членами правления предприятия.
Мунк замахал руками, посмотрел на меня и сказал:
— Если я купил ботинки сестре, а они ей не понравились, может ли она их отдать и получить взамен деньги?
— Нет.
— Вот видите. Для нас — художников — существуют другие законы. Недостаточно, чтобы картина нравилась тому, кто ее покупает. Она должна нравиться и тому, кому ее дарят.
Вскоре после этого один богатый помещик захотел купить картину. Мунк спросил:
— Вы не собираетесь ее подарить?
— Да, это будет подарок моей жене.
— А у нее есть тележка?
Яппе Нильссен в газете «Дагбладет» написал убийственную статью о выставке одного молодого художника. Мунк позвонил ему:
— Что с тобой, Яппе? Почему ты так пишешь?
Яппе спросил, видел ли Мунк выставку.
— Нет, я ее не видел, но я знаю, что никто не имеет права позорить художника. Если ты чего-то не понимаешь, или тебе что-то не нравится, ты должен писать так:
«Я ничего не понимаю в этих картинах», или «Эти картины ничего мне не дали». Неужели моя судьба ничему тебя не научила?
— Ты хочешь, чтобы я перестал писать?
— Нет, ты хорошо пишешь о картинах, которые тебе нравятся.
— Не могу же я писать только о тебе.
— А иконы тебе не нравятся? Пиши об иконах.
Мунк очень хорошо помнил все свои картины и пытался быть в курсе того, где они находятся.
В последние годы он чаще всего делал несколько вариантов одной и той же картины и не любил продавать ту картину, которая ему нравилась больше других.
— Это относится к «Фризу жизни». Я не могу продать.
Если Мунк всегда старался помочь тем, кто покупал у него, в его молодые годы, то он мало интересовался теми, кто покупал у него в поздние годы. В 1930-х годах он позвонил богатому норвежскому судовладельцу, купившему у него картину за тридцать тысяч. Мунк хотел на время одолжить картину. Он тосковал по ней и сказал, что напишет вторую такую же для своего собрания. Судовладелец ответил:
— Вы можете приходить смотреть на нее в любое время.
Мунк был недоволен ответом.
— Вы же купили не кирпич. Это моя картина. Вы купили только право заботиться о ней. Поэтому я и получил от вас так много денег. Иначе вам не было бы интересно заботиться о ней.
Один бергенский судовладелец заказал портрет дочери.
Мунк написал ее, но судовладелец не захотел брать портрет.
— Она выглядит ужасно, — сказал он.
— Да, — ответил Мунк. — Она и некрасивая и злая. Но разве картина не хороша?
Мунк часто позволял критикам и торговцам картинами давать названия его картинам. Ему нравился их книжный характер — «Комната умирающего», «Два человека», «Встреча», «Поцелуй», «Море любви», «Танец жизни», «Утешение», «Вампир», «Смерть Марата», «Пепел» и т. д.
У многих из его картин множество разных названий. Картину, называвшуюся «Любящая женщина» и «Зачатие», Енс Тиис протащил в Национальную галерею Осло под названием «Мадонна». Если бы ее назвали «Клеопатрой», Мунк не возражал бы. У картины должно быть имя. Недостаточно писать «Картина в красных тонах» или «Голубой пейзаж».
Однажды мы вместе осмотрели выставку, которую ему предстояло открыть. Я увидел литографию женской головы и спросил Мунка, кто это.
— Не помню, как ее звали, — ответил он. — Помню, что у нее было тонкое лицо. Старинный дворянский род.