Её ангел-хранитель
Шрифт:
— Этот… Деклан знает о нашем мире?
— Нет. — Хокин взглянул на огромный камин, где языки пламени высотой с Азагота облизывал внутренние стены. С тех пор как ушла Лиллиана, пламя было холодным. — Его память стёрли.
— Хм.
Хокин уставился на него.
— Хм?
Азагот проследил за его взором. Лиллиана должна позвонить в любую секунду.
— Я поговорю с ней, — заверил он. Но в этом не было необходимости. Если только Сюзанне не угрожала физическая опасность, он, вероятно, и не собирался разговаривать. Как человек,
Сюзанна находилась на распутье и ей нужно самой решить свою судьбу. Какие бы ошибки или успехи она не совершила, они должны быть её.
— Теперь, — сказал Азагот, когда его ноутбук пискнул. — Мне нужно побыть одному. О, и Хокин?
— Да, сэр?
— Приглядывай за сестрой. Я буду… безутешен, если с ней что-то случится.
— Конечно. — Хокин склонил голову. — Спасибо.
Азагот едва слышал, как ушёл Хокин. Все внимание сейчас было сосредоточено на Лиллиане, и ему нужно как-то убедить её вернуться домой.
Лиллиана так скучала по Азаготу, что было физически больно, и она смотрела на него на экране мобильного, рассеянно гладя пальцем по щеке.
— Вижу, ты сегодня на пляже. — Она соскучилась по его глубокому, низкому голосу.
— Остров Ареса прекрасен. — Волны плескались о ноги, пока она сидела на тёплом песке, а солёный бриз играл её каштановыми волосами.
Азагот свёл брови, прищурившись.
— Это что цербер за тобой?
Она оглянулась на чёрное, как смоль, существо, наблюдавшее за ней из-за дюны, и вздохнула
— Малефисента. Она уже несколько недель ходит за мной по пятам.
— Мне это не нравится, — прорычал Азагот.
— Всё хорошо. Мне её жалко. Она самая маленькая для цербера, и остальные над ней издеваются.
Пара Ареса, Кара, своего рода, заклинательница церберов, и остров кишел ими. Малефисента прилипла к Лиллиане почти с той минуты, как Ривер привёл её к всаднику и его паре. Лиллиане ещё предстояло погладить цербера, но она не торопилась, довольствуясь тем, что Малефисента приходила к ней, когда хотела.
Азагот выгнул тёмную бровь.
— Насколько мала эта маленькая?
Она пожала плечами.
— Даже не знаю. Примерно вдвое меньше обычного? — Учитывая, что чёртовы твари размером с лося, Мал всё равно большая.
— Тебе там не место, — сказал он, меняя тему и повергая в шок.
Делая вид, что она не поняла о чём речь, она закатила глаза.
— На пляже абсолютно безопасно.
— Я говорю не о пляже, и ты это знаешь. Возвращайся домой.
Она накрутила прядь волос на палец и тоже сменила тему.
— Как обустраиваются дети, которых ты забрал из мира людей?
Выражение его лица говорило о том, что они ещё вернуться к той теме, но сейчас он решил ей подыграть.
— Кое-кто хорошо приспосабливается.
— А остальные?
Он нахмурился, от разочарования
— Обеспокоены. И ведут себя странно. Их сленг отвратителен.
Она опять рассмеялась. Сначала они привели старших детей, то есть столкнулись с подростками. Как же Лиллиана хотела это видеть.
— Ну, не забывай, что они проходят пятидесятилетнюю подготовку в Мемитим-центрах, прежде чем ты с ними познакомишься. — Она улыбнулась. — К тому моменту они становятся цивилизованными.
— У меня нет столько терпения. Что если всё это ошибка? — А на самом деле он спрашивал: «Что если я совершил ошибку?»
Азагот терзался чувством вины от того, что позволил при рождении отдавать детей в человеческий мир, где они росли в худших условиях, какие можно только вообразить. Когда-то давно ему было плевать — он был злым, бесчувственным демоном, пока не появилась Лиллиана. С того момента он открыл своё измерение — и сердце — детям, и в большинстве случаев всё было хорошо. Но эмоции стали новым наркотиком Азагота, и нужно время на определение нужной дозировки.
— Это не ошибка, — мягко возразила она. — Старшим детям нужно больше времени на адаптацию. С малышами всё будет иначе.
— Не думаю. Детям тут не место, Лиллиана.
— Думаешь в мире людей им место? В тех домах, в которые их отдали?
— Значит, выбор между Адом и адом. — Он покачал головой. — Что если я потеряю самообладание, и демон вырвется или обезглавит кого-то у них на глазах?
Она бы сказала ему прекратить драматизировать, но, на самом деле, существовали приличные шансы, что такое может случиться.
— Тебе просто нужно научиться контролировать характер, — сказала она. — Они же знают, кто ты. Думаю, ты увидишь, что они всё понимают. И, в конце концов, ты легенда, и они будут могущественными ангелами. Так что, на мой взгляд, для них это потрясающая возможность.
Азагот глубоко вздохнул.
— Есть и другая светлая сторона, на которую указал Гадес — именно я, а не какой-то другой мудак, буду мучить их.
— Точно, — сказала она, пытаясь не усугублять. Азагот казался немного мрачным, и она не хотела ругаться. — Гадес мудр. — Надзиратель Чистилища — мудак, но не дурак. — О, и у меня новости. Кара беременна. Сказала Аресу сегодня утром.
На его лицо легла тень, и выражение стало таким же мрачным, как и настроение.
— Как он это воспринял? Расстроился?
— Расстроился? — повторила она скептически. Лиллиана не ожидала, что Азагот будет скакать от радости, но это? — Ты серьёзно? Он был в восторге. Почему ты считаешь, что он должен быть расстроен?
— Арес прежде терял детей. — Азагот вот так просто сбросил эту бомбу. Тогда она поняла его нежелание всецело впускать детей. Помимо чувства вины, Азагот переживал ещё и горе от потери детей. Мира, возможно, была последней, кто лишился жизни на службе Небесам, но до этого их были сотни.