Ее чудовище
Шрифт:
— Дожил, — ворчал он, отжимая лишнюю влагу из полотенца. — Вынужден сидеть у постели глупой человечки.
— Вы можете уйти, — обиженно заметила я.
— Могу. И это раздражает больше всего.
— Что?
— Возможность, которой я не воспользуюсь.
Он просидел со мной несколько часов. Менял компрессы, ворчал, периодически проверял амулет, а потом ворчал еще больше — времени у меня осталось неприлично мало.
Меня это приводило в отчаяние, его злило.
— Завтра мы найдем проклятого, — пообещал Барон.
Я
А я очень хорошо умела не шевелиться. Молчать вот, кажется, не умела.
— Барон, можно вопрос?
— Он мне не понравится? — подозрительно уточнил он.
— Наверное.
Барон поморщился, но разрешил.
— Задавай.
— Вы чувствуете смерть, — уверенно сказала я. Он молчал, ожидая продолжения. — Если бы вы сразу согласились помочь страже, проклятого удалось бы найти уже давно, так?
— Так. На сегодняшний день смертью пропитан весь город, поиски осложнились, — согласился он. — Но если ты вдруг вздумала заблуждаться на мой счет или в чем-то обвинять, хочу напомнить: я не спасаю этот город, я спасаю тебя. Меня никогда не интересовало людское благополучие, не интересует и сейчас.
— Я тоже человек.
— Да. — Он потрогал полотенце на моем лбу, проверяя, не нужно ли его сменить. — Это большая проблема.
Объяснять свои слова Барон не стал, просто раздраженно велел уже наконец успокоиться и спать.
Я благоразумно подчинилась. Закрыла глаза, пару раз осторожно глубоко вздохнула и неожиданно легко уснула.
Выгонять котов,ни один из которых не был Бозильдой, из дома пришлось вернувшейся поутру Улисе.
Глава четырнадцатая.
О проклятиях, последствиях и человеческой слабости
После трудного пробуждения, прибитая к кровати слабостью, я искренне рассматривала возможность доверчиво позволить Барону самому разбираться и с проклятым, и с проклявшим, и со всем нашим прогнившим аристократическим обществом.
Потом мне полегчало.
Я смогла встать, умыться и даже кое-как впихнуть в себя завтрак.
И в управление я отправилась почти бодрой, частично энергичной и пока еще живой.
Помятый и уставший Санхел, почти всю ночь потративший на заполнение разнообразных бумажек, больше меня походил на проклятого. Это непостижимым образом утешало — если уж здоровый и живой человек способен выглядеть хуже меня, значит, не все еще потеряно!
Пока Барон задерживался, местный повар отпаивал капитана чаем с особыми травками, должными помочь потухшему взгляду вновь разгореться и огню наполнить жилы.
— Сегодня все официально, — сказал Санхел, — градоправитель дал разрешение.
Что это значит, я узнала спустя двадцать минут, когда Барон таки прибыл и мы вышли не через главный выход, а отправились к двери, ведущей на задний двор.
Там нас ждала запряженная карета. Четыре стражника из личной десятки Бэйса, два сосредоточенных констебля, разочаровавшийся во всем Иветти и угрюмый сержант Мабэти.
Глядя на его худое равнодушное лицо, я была уверена, что меня ждет долгий день.
Была не права.
Сложным оказалось поверить, что долгожданная разгадка ожидала нас в первом же доме. То, за чем вся стража гонялась уже столько времени, Бароном было найдено на второй день.
Большое и светлое, укрытое несерьезной на первый взгляд оградой, злосчастное поместье не вызывало никаких подозрений.
И именно там, за большими окнами и светлыми стенами из дорогих деревянных панелей, нас ждало так долго и отчаянно искомое.
Барон, не изменяя себе, сам открыл и ворота, и входную дверь, и очень удивился, когда встретили его не визгом, обмороком или трусливой агрессией, а атакой.
Отмахнувшись от жалящего заклинания, он с недоверием посмотрел на осмелившуюся напасть женщину. Она была разгневана и прекрасна, в синем платье, изумительно гармонирующем с ее глазами, простоволосая, босая и полная решимости защищать свой дом и свою тайну.
И пусть она была готова держать оборону, сил ей все же не хватило. Не для того даже, чтобы выстоять против Барона, — атака ее захлебнулась, наткнувшись на разрушительную мощь капитана.
Скрутили мятежную быстро и бережно – из-за того ли, что она женщина, или памятуя о ее статусе, мне было сложно понять.
Она молча и отчаянно сопротивлялась, но поделать ничего не могла.
И лишь глухо застонала, когда на втором этаже, ведомые Бароном, уверенно держащим путь к самой последней двери в этом длинном, темном и запустелом коридоре, мы нашли умертвие.
Он лежал в светлой и просторной комнате, на мягкой кровати, прикованный к кроватным столбикам толстой цепью.
И совсем не выглядел как-то по-особенному подозрительно. Просто молодой парень, который, по виду, умер день, максимум два, назад. Открытые окна с охотой пропускали стылый осенний воздух, и я хотела верить, что мурашки по моей коже побежали именно из-за низкой температуры.
В комнате было холодно и неуютно, что, пожалуй, даже не удивляло. Любящая мать, что сейчас билась в руках стражников, требуя пойти прочь и оставить их в покое, как могла охраняла тело своего сына от скорого разложения.
Барон замер перед постелью, внимательно вглядываясь в лицо умертвия.
— Леди, вы живете одна? — спросил он рассеянно.
— Вам какое дело? — зло выдохнула она. Дерзость ее была смята недобрым спокойствием Барона, а тяжелый его взгляд вынудил женщину неохотно пояснить: — Муж уехал по делам и теперь уже не может вернуться из-за приказа лорда Фоука.