Ее маленькая тайна

Полякова Татьяна Викторовна

Мы расположились в комнате за большим столом, я заносила на бумагу то, что казалось мне наиболее важным, и при помощи Орлова пыталась разобраться в бандитской иерархии. Вчера я была права: на социальной лестнице Монах стоял чуть ниже Сереги. Тот вообще был парень довольно серьезный, Орлов объяснил, что реально составить им конкуренцию мог некто Климов Олег Николаевич, или попросту Клим. С Серегой Геббельсом, а еще в большей степени с Монахом — у них давняя неприязнь.

Этот Клим появился на сцене чуть меньше четырех лет назад и повел себя чрезвычайно нахально. Набрал в свою команду психов и дебилов, которые, не раздумывая, делали все, что им прикажут. От азиатской жестокости, с которой Клим расчищал себе место под солнцем, даже бывалые люди слегка обалдели. Однако последнее время Клим остепенился, присмирел, большинство дебилов полегли в кровавых боях, искать новых он не стал, а окружил себя ребятами, которые хорошо знали, как крепко держать в руках свой район без лишнего шума и пыли. Деятельность Клима приносила ему неплохой доход, и он, как водится, стал предпочитать стрельбе переговоры. С некоторой неохотой старшие товарищи позволили ему наживать деньги, а он в свою очередь из лихого одинокого волка стал полноправным членом городского криминального клуба. Налицо явный прогресс.

Однако старая вражда до сих пор не утихла, и Клим с удовольствием освободил бы город от Монаха и его дружка Сереги, да вот незадача: есть человек, с которым всем, кто рассчитывал обделывать в городе свои дела, приходилось считаться. Звали этого человека Петров Владимир Иванович, от роду ему было около шестидесяти, из них лет двадцать он сидел, а в бандитских спорах играл роль третейского судьи. Так вот, Сережка Геббельс по неведомой причине очень был симпатичен этому самому Петрову со смешной кличкой Папа.

Я слушала Орлова и диву давалась. По какому принципу братва живет и существует, было для меня загадкой, то есть принцип, конечно, ясен, но на фига им, к примеру, этот Папа? Какая от него польза Климу или тому же Монаху? Может, они опасаются, что в противном случае вцепятся друг другу в горло и жизнь станет чрезвычайно насыщенной, но недолгой?

Орлов что-то пытался объяснить мне, но сам в своих словах до конца уверен не был, а тут мне вовсе стало не до них, потому что он вдруг сказал:

— У Монаха с Климом лютая вражда. Пару раз они едва не прикончили друг друга. — Тут он помедлил и добавил:

— В тот раз Монаха искал Клим. С тобой развлекались его ребята.

«Так отчего ж вы их тогда не арестовали?» — хотела спросить я, но только рукой махнула. Однако имя запомнила. Ладно, парни, я сама с вами разберусь, по-своему.

— Сейчас они вроде помирились, потому что воевать глупо, когда вокруг такое творится. — Что «такое», Орлов уточнять не стал, но и так было ясно. — Кстати, по имеющимся у меня сведениям, многолетняя дружба Монаха с Геббельсом дала трещину, чего-то дружки не поделили.

Я ничего такого не заметила, поэтому словам Орлова значения не придала, а вот Серегиной кличке в очередной раз подивилась.

— Господи, ну почему Геббельс?

— Так ведь похож… — обиделся Евгений Петрович.

Следующие три дня я просматривала свои записи, разглядывала потолок и носа не высовывала из квартиры. Два вечера Док радовался моему домоседству, на третий спросил:

— В чем дело?

— Ты имеешь в виду казино? — поинтересовалась я, хоть и так знала.

— Конечно. Я был уверен…

— Не хочу мозолить глаза Монаху, — пояснила я. — Все должно выглядеть совершенно естественно.

— А вдруг он тебя все-таки узнал?

— Ну и что? Тогда я его тоже узнаю. С трудом, но вспомню.

— Ему ведь наверняка известно, что произошло с тобой…

— Необязательно, — утешила я. — К тому же почти три года — большой срок. Если узнает, придется сказать, что наша предыдущая встреча из разряда неприятных и помнить ее нет никакого желания.

— Будь осторожна, — помолчав, попросил Док.

Вечер мы провели тихо, возле телевизора, как парочка пенсионеров. Док уже собрался домой и вдруг сказал:

— Вчера случайно встретил своего бывшего соседа… Встреча не из приятных… Хороший был мужик.

— Почему был? — поддержала я разговор. Док пожал плечами.

— Едва узнал его.

— Пьет?

— Пьет. Да и что прикажешь делать? Была семья, работа, теперь только квартира осталась.

— А что случилось? — спросила я.

— Жуткая история. Прошлым летом у него погибли жена и дочка, девчушке четыре года не исполнилось.

— Авария?

— Случай нелепый и совершенно дикий. Был такой тип в городе, по кличке Сотник, кому-то очень на нервы действовал. Вот по нему и полоснули сразу из двух автоматов в самом центре города. Он скончался в больнице, а еще трое — на месте стрельбы: старик-пенсионер и моя бывшая соседка с дочкой. Все произошло совершенно неожиданно, никто опомниться не успел, а посреди улицы «Ауди» в дырах и трупы.

— Стрелявших, конечно, не нашли?

— Не нашли. Ни милиция, ни он сам. Виктор служил в спецназе, пытался найти убийц…

— Не нашел и по русской привычке запил? — подсказала я.

— Зря ты так, — обиделся Док за соседа. — Хороший был мужик. А то, что пьет, так это от безнадеги. Не руки же на себя накладывать?

— Да, этого делать не следует, — согласилась я. Док, увлекшись, стал рассказывать об этом самом Викторе, перечисляя его достоинства. Парень был в Чечне, много чего в жизни повидал, а то, что такой человек ушел со службы и запил, объяснялось просто: отчаянием. Мол, чего мы стоим, если белым днем в центре областного города укладывают людей из автоматов, а мы лишь разводим руками?

Сначала его не хотели отпускать, но Виктор упорно пил, часто срывался, работать с ним становилось все трудней, и в конце концов его уволили, правда, из уважения к былым заслугам по собственному желанию. Теперь он трудился дворником в родном жэке, и пить ему уже никто не мешал. Док по этому поводу очень сокрушался. История эта меня неожиданно заинтересовала.

— Я бы хотела с ним встретиться, — сказала я.

— С Витей? — не понял Док. — Зачем?

— Такой человек может нам пригодиться.