Её несносный студент
Шрифт:
— Надо же, строили из себя невесть кого, а оказались простыми шлюхами.
— Я не понимаю, о чем вы толкуете, и по какому поводу меня оскорбляете, — произношу ровно, стараясь держать лицо, прекрасно зная нрав этой стервы. Однако все понимаю, конечно, понимаю. Она видела! Чертова блондинистая сука все видела!
— Ой, да перестань из себя овцу невинную строить, быстро вы с Васькой подсуетились, одна с сыном мэра трахается, вторая — с внуком ректора.
Она ничуть не старается говорить тихо, а я застываю на месте, вытаращив глаза
Что?
Что она сейчас сказала?
Внук.
Волков...Волков…Волков…
Николай Федорович Волков…
Господи, Господи, ну нет, нет же…
Как я, как я не связала-то? Это же очевидно. Как дважды два.
Боже, что теперь будет?
— Что ты…
— Ну так как, Ксения Александровна, каково это на члене ректорского внука прыгаеть?
— Ты попробовать что ли хочешь? — раздается со стороны.
Машинально повернув голову, я замечаю Егора. Очень недовольного, взбешённого Егора.
Стадия принятия...
Ксюша
Очевидно, Ольга Павловна такого поворота тоже не ожидала.
На лице коллеги отражается неподдельный ужас, кажется, Оля даже дышать перестала. Смотрит на меня и, кажется, даже дышать забывает.
— Я ответа не слышу, — буквально выплюнув последнюю фразу, Волков начинает надвигаться на Олю, а мне это не нравится, совсем не нравится, потому что быть беде, и я буду тому причиной. Я уже видела этот взгляд бешеный, источающий ярость. В прошлом году видела, когда, стоя в кабинете русского языка и литературы, смотрела Егору в глаза и нагло врала.
Вот только мне он бы не навредил, я это знала, подсознательно чувствовала, а Павловне вполне может.
Оля, глупая женщина, конечно, но ее и так уже жизнь наказала, злобой этой, завистью черной. Не от хорошей жизни же она ядом плюется. А мне скандалы не нужны, это внимание лишнее совершенно ни к чему. Достаточно того, что Павловна теперь в курсе наших с Егором особых отношений. И меня это, конечно, огорчает, и в какой-то степени пугает, а новость о родственной связи Егора и ректора нашего вовсе в ужас приводит, но я беру себя в руки, потому что только я из нас троих на это сейчас способна.
Мне нужно успокоить Егора, необходимо просто. Я судорожно обдумываю имеющиеся у меня возможности. Силой я его не остановлю, и уговоры никакие не помогут. Может поцеловать? Отбрасываю это нелепую идею. Не поможет.
А потом внезапно осознаю, что нужно делать.
— Шикарно, — произношу, глядя в глаза застывшей на месте Оле.
— Что? — она хлопает глазами, очевидно меня не понимая.
— Я говорю шикарно прыгать на члене ректорского внука, — повторяю, медленно выговаривая каждое слово.
Я действительно это произнесла? Вслух?
Даже Волков, притормаживает и останавливается, явно удивленный моим неожиданным выпадом.
— Это охренеть как приятно, Олечка, и горячо, тебе в подробностях рассказать, как я каждую ночь под ним кричу и умоляю не останавливаться, или сама фантазию включишь и додумаешь?
— Я… — Оля хлопает глазами, явно не ожидая от меня чего-то подобного.
Да чего уж, я и сама от себя не ожидала, и Егор, кажется, тоже. Его обескуражено-восхищённый взгляд, направленный на меня придает сил. И я, конечно, понимаю, что плохо это — убогих и поверженных соперников добивать, но знаю, что просто надо, потому что иначе никак.
— Не завидуй, Олечка, глядишь и в твоей жизни все наладится, как только перестанешь строить планы, которым не суждено сбыться. Найди уже себе хоть немного способного мужика, подобреешь может.
Она молчит, сверлит меня пропитанным ненавистью взглядом, но молчит, и я уверенна, не будь рядом Волкова, эта гадина бы мне в лицо своими когтями вцепилась. И ей, конечно, ее беспомощное состояние совершенно не нравится, потому что дамочка она у нас языкастая и последнее слово оставлять привыкла за собой. Тихие мыши вроде меня ей обычно не перечат, больше игнорируют.
— Александровна, иди в кабинет, — отмерев, Егор обращается ко мне. Голос у него обманчиво спокойный.
Я качаю головой, не желая оставлять его наедине с этой змеей подколодной, вполне серьезно опасаясь за ее здоровье.
— Ксюш.
— Нет, я…
— Зайди, пожалуйста, в кабинет, мы просто побеседуем.
— Ладно, — выдыхаю тихо, понимая, что он ведь все равно по-своему сделает.
Нехотя выполняю его просьбу, захожу в пустой кабинет и закрываю за собой дверь. Прижимаюсь к ней спиной и прикрываю глаза. О том, чтобы что-то подслушать и речи не идет. В ушах грохочет собственный пульс, кажется, еще чуть-чуть и сердце выпрыгнет из груди. Как я вообще все это допустила?
Знала, ведь знала же, что нужно быть осторожнее, осмотрительнее, не поддаваться эмоциям и в любой ситуации сохранять ясность рассудка. Повторяла себе бесконечно, что здравый смысл должен быть на первом месте.
И что в итоге?
Таю в руках наглого мальчишки, плавлюсь под его пристальным, пожирающим меня взглядом, схожу с ума от одного лишь голоса и с придыханием произнесенного: «Александровна». И даже теперь, когда, казалось бы, стоит задуматься о будущем моем преподавательском, когда карьера и репутация находятся на грани фола, я думаю о нас с Волковым.
Дура, нет, какая все-таки дура.
Я даже не знаю, сколько вот так стою, прижавшись к двери, и думаю о том, что делать дальше, просто в какой-то момент тишину нарушает стук в эту самую дверь, а следом дергается ручка. Я отхожу в сторону, от греха подальше, и в следующую же секунду, старенькая деревянная дверь распахивается настежь и передо мной предстает Волков.
Взгляд совершено бешеный, грудь тяжело вздымается, руки сжаты в кулаки. Он входит, молча прикрывая за собой дверь, и также молча двигается на меня, словно зверь, загнавший в тупик добычу.