Её несносный студент
Шрифт:
На самом деле мне самой от себя мерзко, понимаю, что веду себя, как сука последняя. К девчонке прицепилась, зная, что не ответит она.
Умом-то я все понимаю, а вот сердцем…
С сердцем беда.
Выдохнув, возвращаюсь к лекции.
— Так вот продолжаем. Уже в конце двадцатых годов в советской литературе нарастают тревожные тенденции. Писательский труд все больше привлекает к себе внимание властей и компетентных органов, в частности, это выражается усилением репрессивных мер в отношении неугодных власти писателей. В тысяча девятьсот тридцать
Подхожу к столу, беру телефон, снимаю блокировку экрана и открываю входящее сообщение.
Егор:
«Черт, детка, ты такая сексуальная, когда ревнуешь. Хочу тебя, Ксюш, прямо на твоем столе»
Перевожу взгляд с экрана телефона на сидящего во втором ряду Волкова. А он, гад такой, даже не пытается скрыть довольную ухмылку. Смотрит на меня, скалится хищно, взглядом своим до безобразия порочным меня пожирает. И облизывается, несносный мальчишка. А у меня коленки дрожать начинают и пульс учащается, и он, конечно, прекрасно понимает, знает, чувствует мою реакцию. Усмехается, демонстративно утыкается в телефон и продолжает писать.
— Прошу прощения, я сейчас вернусь.
Стараясь вести себя непринужденно, я выхожу из аудитории, прикрываю за собой дверь и подхожу к окну напротив.
Мне нужно успокоиться, просто дышать.
Пока привожу в норму дыхание, приходит второе сообщение.
Егор:
«Куда ты сбежала, малыш? Уже возбудилась?»
Вздыхаю, наполняю легкие воздухом и набираю ответ.
Я:
«Ты в своем уме?»
Егор:
«Вполне. Детка, давай ты просто всех отпустишь пораньше?»
Я:
«Даже не думай об этом»
Егор:
«Малышка, я уже подумал. Ну скажи, приревновала, да?»
Он еще издевается!
Я:
«Знаешь что, иди ты…»
Егор:
«Ох, Александровна, я пойду, обязательно пойду, и ты со мной»
Ничего не отвечаю, перевожу дыхание.
Нет, ну какой засранец.
Егор:
«Не ревнуй, Ксюш, Соня просто друг»
Я:
«Я не ревную. Можешь дальше таращиться в экран»
Отправляю и только после понимаю, что натворила.
Боже, я ведь действительно веду себя, как ревнивая истеричка.
Ревную? Да ревную, дико ревную! Как и тогда — несколько недель назад — в чертовом ресторане отеля. Потому что Волков, он такой…
И девчонки эти,
Егор:
«Ксюш, ну это по работе, малыш»
Я:
«И какое же отношение Никитина имеет к твоей работе?»
Егор:
«Самое прямое, Ксюш, самое прямое, ты не поверишь, но мы с Белым не единственные гении в этом городе)))»
Молчу, не знаю, что ответить, а Егор тем временем шлет следующее сообщение.
Егор:
«Ксююшш, ну не ревнуй, малыш, ты же понимаешь, какой там завал, нас с Белым на все не хватает)))»
После его сообщения мне в очередной раз становится стыдно. Он ведь и правда много работает. С некоторых пор непозволительно много. Пусть по больше части из дома, но это не отменяет главного — он делает это из-за меня, ради меня, ради нас.
И это лишь вопрос времени, когда подобный образ жизни скажется на его успеваемости, или еще хуже — здоровье.
А я ведь просила, несколько раз его просила, сбавить обороты, поберечь себя, он же только отмахивался.
Убираю телефон в карман и возвращаюсь в аудиторию.
— Я прошу прощения, — обращаюсь к ожидающим меня студентам, — но на сегодня вынуждена закончить, продолжим на следующей паре, все свободны.
Некоторое время в аудитории стоит галдеж, никто из студентов даже не пытается скрыть радости от преждевременного завершения пары, а потом наступает полная тишина.
Когда дверь за последним студентом закрывается, Егор, все это время молча сидевший на своем месте, поднимается и направляется ко мне.
— Кошечка моя ревнивая, — улыбается, обвивая руками мою талию.
— Егор, не надо, подожди, — упираюсь ладонями в его грудь, уворачиваюсь от поцелуя.
— Что не так? Ксюш, ну ты чего, серьезно что ли ревнуешь? Да я же от тебя дурею, дурочка. Мы правда работали, Ксюш, прости, что на твоей паре, но Соне пришла в голову почти гениальная идея и…
— Помолчи, пожалуйста, — останавливаю поток льющихся из него слов. — В том-то и дело, Егор, это неправильно понимаешь.
— Да етить-колотить, опять тараканы разбушевались? — он вздыхает, закатывает глаза. — Что снова бегать будем? Решили же все.
— Я не об этом.
— А о чем?
— О твоей работе.
— А с ней-то что не так?
— Ее слишком много, Егор! Так нельзя, тебе нужно учиться и вообще… жить.
— Я живу и учусь, Ксюш, что за глупости вообще?
— Не глупости это, я тебя прошу, сбавь ты обороты, ну куда ты так спешишь? Отучись сначала, я ведь тоже зарабатываю, и не так уж и мало для нашего города и…