Ее тайный дневник
Шрифт:
— О, ради всего святого, затк… — Тернер вовремя замолк, проглотив готовое сорваться ругательство. — Ты ее предаешь, хотя и говоришь, что любишь.
Почему все видят в Миранде исключительно нескладную девчонку, какой она когда-то была? Она, возможно, не соответствует извращенным подчас представлениям высшего света о красоте, но в ней есть кое-что поинтереснее. Стоит только взглянуть на нее… В ее глазах таится глубина, а когда она улыбается, то ее улыбку нельзя назвать глупенькой, ничего не значащей или насмешливой. Хотя язычок у нее довольно острый, но он может это ей простить, потому
— Уинстон — блестящая партия для нее, — с жаром продолжала Оливия. А она для… — сестра внезапно замолчала и даже прикрыла рот ладонью.
— Ну, что еще? — раздраженно спросил Тернер.
— Дело не в Миранде. Это касается Уинстона. Ты ведь считаешь, что моя подруга недостаточно хороша для него?
— Нет! — с негодованием в голосе ответил он. — Ты не права. Это абсолютная неправда. Просто оба слишком молоды для того, чтобы пожениться. Уинстон — совсем мальчишка.
Оливия обиделась.
— Ничего подобною…
— Послушай, — оборвал сестру Тернер, — перед тобой живой пример тому, что мужчине не следует рано жениться.
Она замолчала, а когда поняла его, то пробормотала:
— Прости. Мне так жаль.
И убежала.
А он ненавидел жалость.
Миранда терпеливо ждала в Розовой гостиной. Вошла служанка со словами:
— Прошу прощения, мисс, но леди Оливия просила передать, что она не спустится вниз.
Миранда поставила на место фарфоровую статуэтку, которую с интересом рассматривала, и удивленно спросила:
— Она плохо себе чувствует?
Служанка смутилась, и, чтобы не смущать ее больше, Миранда ободряюще улыбнулась:
— Не важно. Я спрошу у нее сама.
Служанка сделала Книксен и ушла, а Миранда, убедившись, что фигурка на столике стоит на том же месте, откуда была взята, — леди Радленд не любила, чтобы передвигали ее антикварные ценности, направилась к двери.
И столкнулась с мужской фигурой…
Тернер! Она поняла это еще до того, как он успел что— то произнести. Это мог быть Уинстон или лакей. Это мог быть — слава Богу, уберегшему ее от такой неловкости! — лорд Радленд. Но это был именно Тернер. Она узнала его запах. Узнала его дыхание. Она чувствовала кожей, как по-другому колышется теперь воздух вокруг.
И это была — в чем нет никаких сомнений — любовь. Любовь женщины к мужчине. Юная девушка, которая думала, что перед ней романтический благородный рыцарь, исчезла. Теперь она повзрослела. Она знает о его пороках, видит его недостатки, но все равно любит.
Она любит его и хочет излечить от всего негативного, наносного.
Но получится ли?
— Миранда…
Руки Тернера касались ее плеч. Она подняла к нему лицо, хотя знала, что будет почти невыносимо погрузиться в голубизну его глаз. Она знала, чего она там не увидит — ни любви, ни откровенного желания.
Но у него какой-то необычный вид.
Девушку бросило в жар.
— Простите… — запинаясь, выговорила она и отпрянула от него. — Какая я неосторожная!
Но он ее не отпустил. Стоял и смотрел на нее, на ее губы, и Миранде вдруг пришло в голову — всего на одно блаженное
И все закончилось.
— Извини, — сказал он ровным голосом и сделал шаг назад. — Мне тоже следует быть осторожным.
— Я хотела пойти навестить Оливию. — Это первое, что пришло Миранде в голову. — Она прислала служанку сказать, что не спустится вниз.
Налет цинизма на его лице дал ей понять, что этот мужчина знает, в чем дело.
— Оставь ее, — сказал он. — С ней ничего не случилось.
— Но…
— Пусть хоть раз Оливия сама справится с собственными трудностями! — резко оборвал Миранду Тернер.
Та изумилась. Откуда такой, тон? Но не успела ничего сказать, как появился Уинстон.
— Готовы? — оживленно спросил он, не замечая напряжения в комнате. — А где Оливия?
— Она не пойдет с нами, — в унисон ответили Миранда и Тернер.
— Почему? — Его немного удивил их одновременный ответ.
— Не очень хорошо себя чувствует, — машинально соврала Миранда.
— Жаль, — сказал Уинстон, но было ясно, что он особенно не расстроился. Юноша протянул руку Миранде — Ты готова?
Она вопросительно посмотрела на Тернера:
— Вы поедете с нами?
— Нет! — последовал моментальный ответ.
11 июня 1819 года
Мой день рождения. Было восхитительно и… странно.
Бевелстоки устроили в мою честь семейный ужин. Это было так трогательно с их стороны, особенно учитывая то, что мой родной отец забыл об этом. Вернее, он помнил, что в этот день один греческий ученый сделал какое-то знаменательное открытие в математике… или произошло что-то в этом роде, не менее историческое.
Подарок лорда и леди Радленд — красивые аквамариновые серьги. Знаю, что мне не следует принимать столь дорогой подарок, но было неловко отказываться прямо за столом. Я успела только сказать: «Я не могу…» — правда, прозвучало это неубедительно, и меня тут же прервали.
От Уинстона: набор изысканных кружевных платочков.
От Оливии: коробка с канцелярскими принадлежностями и именной почтовой бумагой. Внутри — записочка: «Только для твоих глаз». Она гласила: «Я надеюсь, что тебе это вскоре не понадобится!» Разумеется, подруга намекала на то, что мое имя может измениться.
Я ничего на это не ответила.
А от Тернера — флакон духов. Фиалки! Я сразу вспомнила фиолетовую ленточку, которую он заколол мне в волосы, когда мне было десять лет. Но он, конечно, это забыл. Я ничего не сказала, не стала напоминать. Не хватает еще, чтобы меня заподозрили в сентиментальности. Но все равно его подарок — замечательный. Кажется, я не смогу заснуть. Прошло десять минут с тех пор, как я написала последнее предложение, и, хотя я не перестаю зевать, сна ни в одном глазу. Наверное, надо пойти на кухню и согреть молока.