Ее тайный дневник
Шрифт:
Она ему не нужна, но страстно его хочет. И это больно. Слава Богу, что Оливия любовалась греческой вазой — столь ценимой отцом, — а иначе увидела бы, как страдальчески исказилось лицо ее подруги.
Миранда встала и поспешно отошла к окну, сделав вид, что рассматривает что-то за окном.
— Он наверняка весело проводит время, — вымолвила она.
— Ты про Тернера? Конечно, раз отсутствует так долго. Мама просто в отчаянии… правда, она больше занята моим поведением. Послушай, ты не возражаешь, если я останусь
— Конечно, буду только рада. — Миранда оставалась у окна, собираясь с силами, чтобы спокойно посмотреть на Оливию. — Мне немного одиноко. Кроме папы, рядом никого, да и он все время занят.
— А как он себя чувствует? Надеюсь, поправляется?
— Папа? — Миранда была рада появлению горничной. Она велела принести чай и повернулась к Оливии: — Он… ему намного лучше.
— Я должна пожелать ему здоровья. Мама также просила передать самые добрые пожелания и…
— О, это лишнее, — поспешно прервала подругу Миранда. — Он не любит, когда ему напоминают о болезни. Ты же знаешь, какой он гордый.
Та, как всегда, без обиняков сказала:
— Удивительно!
— Видишь ли, это… мужское недомогание, — на ходу придумала Миранда.
Она много слышала о женских болезнях и решила, что и у мужчин тоже имеются свои хвори. А если таковых у них нет, то Оливии об этом неизвестно.
Но она не учла ненасытное любопытство подруги.
— Правда? — У Оливии глаза полезли на лоб. — А что это такое? В чем проявляется?
— Я не могу об этом говорить. — Миранда мысленно извинилась перед отцом. — Папу это поставило бы в неловкое положение.
— Но…
— А твоя мама была бы недовольна мной, поскольку такие вещи не для нежных ушей.
— Глупости! — фыркнула Оливия. — Мои-то все выдержат.
«Уши Оливии, возможно, не отличаются особой деликатностью, но все остальное у нее, без сомнения, нетронутое, целомудренное… в отличие от меня», — подумала Миранда.
— Не будем больше об этом говорить, — твердо заявила она. — Оставляю это твоей неуемной фантазии.
Оливия что-то пробурчала, но обижалась недолго.
— Когда ты возвращаешься домой? — спросила она:
— А я разве не дома? — напомнила ей Миранда.
— Да-да, конечно. Но, уверяю тебя, вся наша семья очень скучает по тебе. Так когда ты приедешь в Лондон?
Миранда закусила нижнюю губу. По ней скучает не вся семья Бевелсток. А иначе один из ее членов не задержался бы так долго в Кенте. Но для нее возвращение в столицу — это единственная возможность побороться за свое счастье. Сидя здесь, в Камберленде, — либо плача над дневником, либо уныло глядя в окно, — она делается похожей на бесхребетную дуру.
— Если я и дура, — пробормотала себе под нос Миранда, — то по крайней мере бесхребетной не буду. Это очень унизительно.
— Что
— Я сказала, что вернусь в Лондон, — решительно объявила подруге Миранда. — Папа уже достаточно поправился, чтобы обходиться без меня.
— Прекрасно. Когда мы поедем?
— Думаю, через пару дней. — Миранда удивилась собственной смелости. Все-таки есть смысл немного отсрочить поездку. — Мне нужно сложить вещи, да и ты устала после долгого путешествия.
— Да, есть немного. Может, действительно задержаться здесь на недельку, если, конечно, тебе не надоела деревенская жизнь? Я не прочь отдохнуть от лондонской суеты.
— Это будет замечательно, — заверила Оливию Миранда.
Пусть Тернер подождет. Он определенно не собирается ни на ком жениться в обозримом будущем, а у нее будет время, чтобы все окончательно обдумать и решить.
— Превосходно! Покатаемся верхом прямо сегодня? Умираю, как хочется поскакать галопом!
— Звучит заманчиво. — Появилась горничная с подносом, и Миранда стала разливать чай. — Думаю, что мы чудесно проведем эту неделю.
Но через неделю Миранда убедилась в том, что вернуться в Лондон она не сможет. Никогда. Ее женские недомогания, которые всегда были регулярными, на этот раз задержались. Еще до приезда Оливии она ждала, что это произойдет. Она повременила еще немного, стараясь отбросить беспокойство и убеждая себя в том, что просто переволновалась за последнее время. Потом, когда приехала Оливия, она забыла обо всем, но теперь у нее задержка уже на целую неделю, и по утрам ее сильно тошнило. Миранда вела замкнутую жизнь, но она выросла в деревне, а это ее кое-чему научило, и она понимала, что означает такая реакция женского организма.
Великий Боже! Это означает, что она беременна. Что ей делать? Надо, безусловно, все рассказать Тернеру. Она не хотела шантажировать его невинным младенцем, чтобы вынудить к браку которому явно не суждено состояться, — но как она может отказать своему ребенку в праве на рождение? Одна лишь мысль о поездке в Лондон приводила ее в ужас. К тому же она устала ждать Тернера, устала надеяться и молиться о том, что он все же полюбит ее и вернется к ней. Теперь, черт возьми, ему лучше принять верное решение.
И он сделает это. Он ведь джентльмен. Он может ее не любить, но Миранда правильно оценивает его и знает, что он не уклонится от своего мужского долга.
Слабое утешение… Он перед ней в долгу. Она получит Тернера. После стольких лет мечтаний она станет «леди Тернер», но это произойдет лишь по необходимости. Обстоятельства так сложились. Миранда положила руку на живот. Ей бы радоваться, а вместо этого она плачет.
В дверь спальни постучали. Она испуганно подняла голову.
— Миранда! — послышался настойчивый голос Оливии. — Открывай немедленно! Я же слышу, что ты плачешь.