Её я
Шрифт:
Я бы на месте Карима сказал, что это не предусмотрено, но Карим был мастер классом выше. Немного подумав, он выразил на лице сожаление и сказал так:
– Видишь ли… Ты делаешь именно то, что раздражает фюрера… Ты разумный человек, у тебя мама в порядке, папа в порядке, и я только что сказал тебе: может быть… Может быть, тебе я смогу помочь! Но человека еще в деревню не пустили, а он уже спрашивает, где дом старосты. У тебя жена ведь не принадлежит к арийской расе? Принадлежит? То есть ты хочешь, чтобы я ее обследовал?
Доброволец начинал колебаться:
– Не знаю, спаси Аллах… Думаю, что нет…
– Ну ты это сам можешь сделать… Если тебе выпадет шанс поехать, придется, конечно, еще обследования проходить, а если определят, что ты чистой арийской расы, тогда в голове почесать тебе некогда станет – приспособят тебя к делу размножения… Как цыплят разводят, знаешь? Вот нечто вроде этого. Приведут к тебе хорошеньких немецких курочек, а ты будешь вроде петуха. Понимаешь? А ты говоришь – мать твоих детей…
Мысль о немецких курицах и петухах, как видно, озадачила собеседника, образ супруги также не давал покоя – в итоге крестьянин пришел в сильнейшее замешательство.
– Ваше благородие! Запутался я совсем! Подумать я должен…
Мое терпение закончилось, и я строго напомнил Кариму, что нам пора ехать. Мы, дескать, опаздываем. А Карим, кажется, уже сам поверил, что мы едем действительно в Германию, и объяснял собравшимся:
– Если этот господин рассердится, он может обругать меня на девятнадцати языках, которыми владеет! Да если бы только обругать – он всю жизнь мою в пыль превратить может… В общем, надо ехать!
Духанщику Карим объявил:
– Этот господин всех угостил, так что с них платы не берите!
Приложив руку к груди, хозяин кофейни поклонился. Карим щедро дал ему на чай из дедовых денег, и мы вышли к машине, сопровождаемые крестьянами. Ко мне они боялись приблизиться, а вот машину окружали и притрагивались к ней. Кажется, она представлялась им чем-то вроде собственности самого вождя арийцев. В деревне под названием Эштехард к отъезжающей машине подбежал сельский староста. Подчеркивая свою обособленность от крестьян, общавшихся с Каримом, он направился ко мне и вручил мне письмо, попытался всучить и корзинку яиц. От яиц я отказался, а письмо пришлось взять; на нем едва чернила просохли…
На листке бумаги было торопливо написано следующее:
«Ваша светлейшая милость, вождь всего человечества! Уважаемый господин Гиттлер!
К Вам нижайше обращаюсь я, Мешхеди Неджеф-Голи, я два раз был в поломничестве в Мешхеде, один и в сопровождении семьи и родственниками! Недостойный раб, являюсь староста села Эштехард, что и стараюсь сполнять по мере сил и возможностеф. Пущай мы далеки, но и мы понимаем честь принадлежать к той же расе, что и великий фюрер. Мы далеки от чистоты арийской расы, но гордимся ею, и по поручению всех жителей села, от мала до велика, выражаю готовность положить жизнь бок о бок со стременем фюрера всех арийцев, готовы к служению Вам, надеемся, что и Вы найдете нас годными к использованию в завоевательных германских войсках. Передается письмо через господина Вашего представителя. Год 1318, дата: месяц тир. Верный Вам Мешхеди Неджеф-Голи, староста села Эштехард».
На полях письма было приписано:
«Уважаемый господин переводчик! Если Вам доведется быть в селе Эштехард, ничтожные мы и я, недостойный, сочтем за честь принять такого большого ученого и сопровождающих Вас. Село наше большое, и богатое, и хлебосольное, и просим Вас, как Вы сами сочтете наилучшим, объяснить и добавить недостающее, за что заранее Вам благодарны…»
Удивительно ли, что однодневный путь в Казвин растянулся у нас на три дня? В каждом кабачке, где мы останавливались, Карим заказывал шашлык на шампуре или на тарелке. Щедро расплачивался из дедова кошелька и приговаривал:
– Фюрер сказал: будем больше платить, чтобы наши арийские родичи не чувствовали себя обделенными…
Когда мы приехали в Казвин, Карим с утра и до полудня ходил по городу пешком, дабы утряслась и переварилась вся эта еда. А потом потребовал у меня ответа, зачем мы здесь остановились и когда двинемся дальше в Германию! Похоже, он сам поверил в свои россказни. Не пьяный, а мозг отказывал. Но настроение у него было сильно приподнятое; вообще, эта поездка была ни с чем не сравнимой… Наконец, мы обратились к юстиции Казвина, а именно, в военную прокуратуру. И там в наши сети попал старенький прокурор – казий, изъясняющийся весьма учеными медленными фразами. Мы предъявили ему все бумаги, выданные Мирзой, а он, надев очки, не очень внимательно их пролистал и заговорил:
– Молодые люди! У вас, я вижу, еще нет опыта… Для ведения судебных дел мало такого вот простого подхода. Вы обратились в государственное учреждение, которое имеет свой устав. И здесь словами, без юридических документов и действий, вы ничего не добьетесь. Даже если бы я очень хотел вам помочь, я не могу нарушить закон. Вы являетесь истцами и должны представить исковое заявление нам и в копии ответчикам, это будет первым шагом к разрешению ваших проблем. Однако обратите внимание, молодые люди! Для поддержания иска вы должны представить доказательства и основания, как старые, так и новые, как мы говорим, вновь открывшиеся факты. Вот тогда и я, и закон будем к вашим услугам. Итак, основания! – Он это слово произнес с особым нажимом, а потом несколько раз повторил: – Как старые, так и новые… Как старые, так и новые основания…
Взмокшие и растерянные, мы вышли с Каримом из здания прокуратуры. Вся радость путешествия улетучилась без следа. Присев на низенький плинтус стены, мы начали было совещаться… И тут Карим вдруг сорвался с места. Он объявил мне, что я должен вернуться и ждать казия возле его кабинета. Я отказался. Тогда он схватил меня за руку и почти силой притащил туда. Дверь кабинета была открыта, и казий нас заметил. Карим, изо всех сил стараясь говорить таким же ученым языком, заявил:
– Глубокоуважаемый господин казий! Они в вашем распоряжении… Именно то, о чем вы говорили, вам будет представлено, я мгновенно вернусь…
Казий удивился, но в своей ученой манере сам же объяснил происходящее:
– Как видно, появились эти самые новые или старые основания, дополнительные доводы… Что ж, мы выслушаем – на то и закон, чтобы слушать обе стороны…
В течение получаса казий читал мне лекцию о праве и арбитражных исках, а потом прибежал запыхавшийся Карим. Взглянув на него, казий сказал:
– Молодой человек, я вижу, вы вернулись с пустыми руками? Но где же ваши доказательства и доводы? Где основания – как старые, так и новые?