Эффект бумеранга. Часть вторая
Шрифт:
Я не из тех людей, кто берется за дело, не зная, чего следует ожидать впоследствии, да и в моем возрасте рисковать всем уже глупо. Но я решился и женюсь на той, которую совершенно не знаю. Помню лишь, какая она наощупь и как с ней хорошо. Чутье подсказывает, что я поступаю правильно. Но то, что Дарья ветреная и непостоянная, меня коробит, как мужчину, который, в принципе, не признает измен и никогда не пойдет на это сам.
Мотается Дарья от одного к другому, туда-сюда, туда-сюда. Разве такую женщину я ждал? Видимо, верные женщины не созданы для меня. Одно радует, Дарья хотя бы не встала в позу
Ну и где здесь чувства? Снова те же грабли, что и с Вероникой…
А мне же кажется, что я не зря притормозил перед Дарьей восемь лет назад. Запала та девка мне в душу, и вот уже сколько времени, как живет там. Я ее нарисовал такой, о какой мечтал, потому как не знал, какая она есть на самом деле. Мы ведь незнакомы с ней были. Только и знал, что ее зовут Дарья.
Чувства к ней грели мое сердце годами, и потому я не хотел и не мог переключаться ни на кого другого. Зачем мне кто-то, если у меня есть та, которая живет со мной, и пусть внутри, но она же есть. Зачем мне другая, если есть она? Я не хочу и не буду изменять, это подло. Пробовал отвлечься чем-то другим, увлекался науками, углублялся во всякие мелочи касательно работы, но не выкинуть ее и не забыть. Она стала частью меня.
До сих не могу устаканить в голове, что та самая мадам, из-за которой я давно потерял покой во снах, вернулась в мои будни, и это спустя восемь лет пустоты и одиночества.
Вспоминая снова и снова нашу встречу в прошлом году, когда Дарья вошла в кабинет с отчетом, меня пронизывает то чувство, которое никак нельзя ассоциировать с агрессией. Скорее, обидой за то неосязаемое, чего я бы хотел от нее получить и чего она мне не даст, как бы я не просил. Не могу быть уверен, что никогда, но пока что точно рассчитывать на позитивную отдачу с ее стороны глупо.
Понимаю, что Дарья поступила правильно, выместив на мне зло и ни в коем разе не осуждаю ее. Я не помнил, что говорил ей тогда, восемь лет назад, потому что и себя толком не помнил, настолько был пьян. А она взяла и напомнила все в подробностях. Это было больно и стыдно слышать.
Я прежде никому не говорил подобных гадостей, а в тот раз как будто не я это был, а кто-то другой вместо меня. Не помнил, да. Но я-то знаю, что сделал. Как не пытались меня убедить психиатры в том, что это всего лишь плод моего воображения, я знал, что совершил. Молча кивал психиатрам, делая вид, что соглашаюсь с ними, а на самом деле стоял на своем. Не мираж то был вовсе.
Виноват я, и дочь моя единственная и, судя по всему, последняя – тому главное подтверждение. Обидно, что Арина получилась именно так. Но лучше уж так, чем никак. Думаю, Дарья со мной в этом солидарна, хоть и натерпелась тогда, да так, что до сих пор отойти не может.
Знаю, что виноват именно я, и нет мне прощения, но ведь Дарья дала мне зеленый свет после всего, если уж разбирать ситуацию по косточкам. Она не сказала о том, простила ли меня, но я чувствую, что близок к этому. Был бы еще ближе сейчас, если бы не одно «но» – она вывела меня из игры в самый важный момент. И то некое обстоятельство, так некстати оборвавшее мои дальнейшие планы, много чего подпортило,
Отдушина тому безумному ожиданию, которое связало мои старания по рукам и ногам, посетила меня во вторник вечером.
Мама позвонила тем вечером и сказала, что Арина сейчас у нее. Рядом с ней моя дочка сидит, к бабушке в гости пришла, альбом с моими фотографиями смотрят.
Я тут же попросил передать ей трубку, хоть и не был готов к первому в жизни разговору с дочкой. Но раз такой шанс мне предоставлен самой судьбой, не имею права его упустить.
– Привет, Арина. – выдавил я с нарастающим волнением в голосе.
– Здравствуйте, а кто вы?
Елки-палки… Да папа я твой… Папа я! Но как сказать об этом, чтобы было правильно, и чтобы Арина не бросила трубку? Мне стыдно ужасно, что я столько лет не знал о дочери, не видел, как она растет, и понимаю, что она вполне может обижаться на меня за это. Я не хотел, чтобы у моего ребенка была травма и ощущение брошенности, и не допустил бы этого никогда, и все бы отдал сейчас, чтобы получить возможность вернуться на восемь лет назад. Но я действительно не мог предугадать, что она есть. Я бы сел в тюрьму и вышел бы, скорее всего, только сейчас, и не факт, что Дарья подпустила бы Арину ко мне. Но я бы знал хотя бы, что она есть. Жаль, что время не повернуть вспять. Но все поправимо. Уверен.
Держусь молодцом для нее, а сам чуть ли не плачу от счастья. Нет, кажется, я плачу. Я реально плачу! Слезы сами по себе текут, не могу их остановить, а главное, не хочу и не стану.
Доченька моя родная… Я говорю с дочкой! Господи, спасибо тебе за такой подарок! Это самое лучшее, что произошло в моей жизни! Да, я не видел тебя, дочь, не нянчил, не радовался твоему первому шагу, но слышал первого слова, никогда не обнимал тебя и не держал на руках. Боже, сколько же я упустил… Обязательно наверстаю!
Слышу ее тонкий, напоминающий писк резинового утенка, но не по годам серьезный голосок. Деловой подход у нее от меня. Моя ты родная! Я не могу говорить спокойно. Дочку свою слышу! Впервые в жизни слышу! Боже, я с ума сойду сейчас! Как бы сдержать эмоции, чтобы ее не расстроить? Что Арина подумает обо мне, если ее папа разнылся по телефону, а теперь сидит и шмыгает, кое-как отвечая ребенку дрожащим голосом… Надо бы успокоиться.
Мама моя подсказывает ей, папа, мол, твой на проводе сейчас. Я слышу это и даже дышать не хочу, чтобы не упустить ни единого слова дочери.
– Папа Валера? Это правда вы?
Папа Валера?
И тут я запнулся. Удивился, не солгу. Но объяснять, что я не Валера и распинаться, что никогда им не был, не стал. Не время для этого. Какая разница, Валера или не Валера? Хоть Бонифацием, хоть Леопольдом буду, только бы слышать родную дочь постоянно. Это мой ребенок. Мой ребенок! Господи, я отец! Завтра же пойду в собор и отблагодарю тебя за счастье! Я-то думал, что ты меня наказываешь, а ты меня вознаградил. Видимо, выстрадал я все отведенное на трудном жизненном пути, а теперь настало белое время, и ты сжалился, открыв мне глаза. Наказал тем, что утаил, и спустя семь лет, дал мне смысл жить. И это счастье, пока я жив, уже не закончится и не уйдет.