Эффект Грэхема

Кеннеди Эль

— Подожди, мне кажется, я это помню. Это было прямо перед плей-офф, и Иствуду пришлось уступить. Они сказали, что у всех желудочный грипп.

— Это была ложь. Буквально всех нас допрашивали о местонахождении этой цыпочки.

— Это дико.

— Я знаю. Гребаное безумие. Никто никогда не позволял Патрику забыть об этом. Хотя я почти уверен, что он совсем забыл о ней, учитывая, что с тех пор он влюблялся по меньшей мере шестьдесят пять раз. Но да, в качестве наказания нам не разрешили пользоваться телефонами в автобусе до конца сезона, что глупо, потому что Патрик

дебил не по вине наших телефонов. Но внезапно у нас не стало телефонов, которые могли бы развлечь нас, поэтому мы начали задавать такие вопросы, как, что бы ты предпочел, или что бы ты сделал, если и это стало чем-то вроде того, что мы делаем сейчас перед играми. Однажды возникшее суеверие остается с нами навсегда. — Я прищуриваюсь, когда кое-что приходит мне в голову. — Я только что понял — оба наших суеверия связаны с чертовым Патриком. Мальчишка — сущая угроза.

— А какое второе суеверие?

— Однажды он случайно написал Я тоскую по тебе в наш групповой чат. — Я фыркаю. — Так что теперь мы тоже это делаем.

— Подожди, так вот о чем вы все переписываетесь перед игрой? — У Колсона отвисает челюсть, когда он смотрит на меня. — Вот почему мы продолжаем проигрывать! Потому что этого не делает вся команда.

Я нисколько не удивлен, узнав, что он такой же суеверный, как и все мы.

— Ну, мы выиграли один, — отмечаю я.

— Ага. А потом проиграли все остальные. — Он упрямо выпячивает подбородок. — Я не признаю ничьи. Ничья — это проигрыш.

— Согласен. Ненавижу, когда люди говорят иначе. — Я выдохнул. — Я не знаю. Может, тогда нам создать новый групповой чат.

Слова, которые я никогда не думал, что услышу из своих уст, потому что я ненавижу как чаты, так и группы.

— Что ж, теперь нам нужно попробовать это сделать, — настаивает Кейс. — Мы не можем продолжать проигрывать.

Я тоже с этим согласен.

Он снова подходит к огню. Бледно-оранжевые угольки танцуют и уплывают в темноту.

Затем он говорит:

— Обычно я не такой мудак.

— О. — Я делаю паузу. — А я обычно именно такой.

Он хихикает.

— Это я уже понял. Но... я... нет. Просто в последнее время было тяжело. Я пережил расставание.

По мне пробегает волна дискомфорта.

— Теперь мы поговорим о девушках?

Он смотрит на часы.

— Ну, сейчас одиннадцать часов, и я еще не готов к тому, чтобы меня растерзал медведь, пока я сплю, так что... да, я думаю поговорим.

— Ты и Грэхем, да? — Я сохраняю небрежный тон.

— Да. Мы были вместе с начала первого курса. Расстались в этом июне. — Он закусывает губу. — Это до сих пор не укладывается в голове.

— Что случилось? Она бросила тебя или наоборот? — Я эгоистично стремлюсь получить некоторые подробности о расставании. Я бы никогда не спросил Джиджи, но Кейс — другое дело.

— Она бросила меня, — говорит он категорично. — Через неделю после того, как сказала, что любит меня, не меньше.

Я морщу лоб. Признаюсь, я не очень хорошо разбираюсь в ситуации я тебя люблю, но кажется странным, что ни один из них не говорил этого больше года после начала отношений. Хотя, может быть, это

нормально? Я никогда не произносил этих трех слов ни одной девушке. Насколько я знаю, людям требуется время, чтобы произнести это.

— Я облажался. И я, честно говоря, думал, что мы сможем преодолеть это, но она мне больше не доверяет, и это чертовски убивает, понимаешь?

Я сочувствую этому парню. Потому что в его голосе слышна неподдельная боль.

Теперь я чувствую себя полным мудаком. Потому что он понятия не имеет, что мой член был внутри нее прошлой ночью.

— Это я все испортил, — говорит он грустным, далеким голосом. — Гребаный идиот.

— Ты ей изменил? — Спрашиваю я. Я не из тех, кто говорит с подтекстом.

Он опускает голову на руки, со стоном утыкаясь в ладони.

— Неважно. Да. Я изменил. И я не думаю, что она когда-нибудь простит меня. — Еще один стон. — Я больше не знаю, что делать. Что мне делать? Я думаю, она та самая.

Если бы она была той самой, он бы не думал. Он бы знал это.

И если бы она была той самой, он бы не переспал с кем-то другим.

Но я держу эти мысли при себе. Большую часть времени я мудак, но даже я не могу пнуть человека, когда он в упадке.

— Так что да. В последнее время я был придурком, — признается он. — Я не знаю, как выплеснуть все это разочарование, понимаешь? Она отстраняется от меня. А я скучаю по ней. Я постоянно думаю где она и что делает.

Она трахает меня, братан.

И это я тоже держу при себе.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

РАЙДЕР

Брачные игры бабочек

На следующее утро, когда все парни свежи и бодры после того, как выспались в своих кроватях — или в кровати девушки из женского общества, в случае Беккета, — мы с Колсоном выглядим так, словно только что вернулись в Штаты с шоу на выживание. После того, как автобус забрал нас, мне удалось поспать два часа дома, прежде чем мы с Шейном поехали на тренировку. Я слишком устал, чтобы вести машину.

В Иствуде мы могли заниматься в тренажерном зале по собственному расписанию, но Брайар требует такого режима тренировок, при котором мы выполняем упражнения вместе, как команда. Когда я вхожу, все уже находятся внури.

— Он жив, — говорит Беккет, улыбаясь, когда замечает меня. Должно быть, он пришел сюда прямо из дома женского сообщества. — Я ожидал увидеть тебя в шапке из беличьей шкуры или что-то в этом роде.

— Мы чуть не убили гепарда, — говорит Кейс, добродушно хлопая меня по плечу.

При этих словах не одна пара бровей взлетает вверх.

— Дабл К, — говорит Трэгер, подходя к Кейсу со сжатыми кулаками. — Ты в порядке, братан? — Он бросает на меня настороженный взгляд.

Колсон замечает это и вздыхает.

— Ладно, все. Слушайте. — Он хлопает в ладоши.

Парни прекращают то, что они делают, садятся на скамейки для поднятия тяжестей, чтобы сосредоточиться на Колсоне. Демейн, страховавший Джо Курта, возвращает штангу в исходное положение. У дальнего зеркала Рэнд и Мейсон опускают гантели, которые они поднимали становой тягой.