«Эффект истребителя». «Сталинский сокол» во главе СССР
Шрифт:
— Уверен? Я вот сижу и думаю, как нам с Самим поступать, — гость не договорил, будучи перебит Хрущевым, вновь растянувшим губы в усмешке:
— Тьфу, да какой из этой выскочки "Сам"?! Вот тот…
— Никита, — Микоян поднял руку, — этого выскочку Иосиф выбрал. Лично. "Этот выскочка" завалил команду Вознесенского. И Булганина. И до нас едва не добрался. "Этот выскочка" Гитлера кокнул. Вот скажи, ты как народу будешь объяснять войну с ним, а? Ну вот сам набросай какие-нибудь идеи? Я, например, вот о чем в первую очередь думаю, — старый партиец начал загибать пальцы: – Раз: он Герой. Без скидок. У него четыре Звезды висит,
Два: помимо простого народа, за него армия. Вояки за него кого хочешь порвут. Напомнить, кто Московским округом командует?
— Черняховский, — заметно помрачневший Хрущев поморщился, словно откусил здоровенный кусок лимона. Очень кислого лимона.
— Именно. Тот самый Черняховский, который во время операции в Восточной Пруссии у Ставки попросил из всего резерва только Драгомирова и его полк. Думаешь, он "выскочке" не поможет, если решим действовать грязно? Или наоборот, если "выскочка" решит не мелочиться? Я уже не говорю про Генштаб с Триандафилловым и про Рокоссовского в Наркомате обороны.
— Малиновский не самый большой поклонник парня, — Хрущев с задумчивым видом освежил вино в бокале и принялся рассматривать его на просвет.
— Именно поэтому там замом сидит Рокоссовский.
— Что, вообще никого нет?
— Ну, Жуков со своими войсками в Германии вроде как нейтрал. Драгомирова уважает, но зато Берию терпеть не может, если не ненавидит. Тут сложно. Но попробовать можно. Аккуратно, но все же. Остальные – не вариант. Вообще.
— Ладно, армию в сторону. Потом продолжим, — Никита Сергеевич согласно кивнул и примолк, наблюдая за приближающимся охранником. Тот держал многочисленные шампуры свежеприготовленного, только-только снятого с мангала шашлыка.
— Пора, наверное, жен звать, — коротко хохотнул хозяин дачи и отправился в дом. Разговор был отложен. Но не отменен.
— Богдан Сергеевич, здравствуй, — зашедший в кабинет к генсеку маршал пожал протянутую руку и сел в загодя отодвинутое кресло.
— И тебе не болеть, Иван Данилович, — улыбнулся Драгомиров.
Среди немногих своих друзей Черняховского Богдан ценил особенно высоко. С Иваном Даниловичем – одним из самых, пожалуй, выдающихся военачальников Великой Отечественной войны – он познакомился еще в тридцать шестом году, будучи подростком, когда молодой лейтенант ехал с семьей будущего генсека в одном купе.
Потом, уже много лет спустя, свиделись на передовой, когда только-только ставший полковником пилот прибыл со своим полком из резерва РВГК на Украинский фронт, "обеспечивать качественное усиление".
Подобных встреч было еще много – и в сорок третьем, и в сорок четвертом, когда Драгомиров и его полк асов мотались по фронтам, как пожарная команда, то затыкая дыры, то обеспечивая превосходство в воздухе на направлениях главных ударов, то заставляя немцев думать, что прибытие "Косы и компании" означает место главного удара, оказывающегося на поверку второстепенным…
Так или иначе, дружба двух выдающихся во многих смыслах людей завязалась и окрепла именно тогда, в тяжелые фронтовые годы, и после, спаянная боевым братством, становилась только лишь сильнее.
В пятьдесят третьем Черняховский был назначен командующим Московским военным округом, в коей должности и оставался по сей день.
— Ну, как дела на политическом фронте? — не растерявший боевого задора маршал наклонил голову, хитро улыбаясь.
— Иван Данилович, не спрашивай, ладно? Голова уже болит от этих фальшивых улыбок. Вчера только делегацию англичан выпроваживал. "Вэликобритн-ния так рады успьехам Совьетского Союза в деле освоенья космьического простр'ранства", — весьма удачно имитируя акцент, процитировал Драгомиров главу британской делегации. — Представляешь? Рады они. А у самих в глазах ненависть так и плещет. Как же, "злобные коммунисты не могут быть впереди просвещенной англо-саксонской цивилизации".
— Ну, мои соболезнования, — Черняховский коротко хохотнул.
— Ага. Эх, на фронте все проще было. Поднялся в воздух, увидел сволочь – сбил. И не надо расшаркиванием заниматься… Ладно, черт с ними, с англичанами.
— Итак, что за дело у нас тут такое?
— В пятницу совещание большое будет. По поводу военной реформы.
— Да?
Маршал выглядел удивленным. Он был не в курсе готовящихся преобразований.
Вместо ответа Драгомиров кивнул на лежащую чуть в стороне папку без каких-либо надписей. Черняховский углубился в чтение. И по мере того, как переворачивались страницы доклада, его лицо все больше мрачнело.
— Насколько это точная информация?
— Меркулов утверждает, что источник очень надежный. Более чем. Так что считай, что точная.
— Твою дивизию! — выругался Черняховский и раздраженно мотнул головой. — Это же все меняет! Кто еще в курсе?
— Триандафиллов, Малиновский, Рокоссовский, Берия, Абакумов. Почему и совещание. Надо менять доктрину. Боже, да тут все надо менять! — Драгомиров хлопнул раскрытой ладонью по столу и, встав, начал мерить шагами кабинет, невольно подражая своему предшественнику.
Настроение обоих было понятным. В папке лежал доклад о намерениях американцев в плане тактического ядерного оружия. Довольно скоро расположенные в Европе американские дивизии должны были получить на вооружение большой подарок. Ядерную артиллерию.
После окончания Второй Мировой войны, когда в июне сорок пятого Советы неожиданным ударом за две недели поставили Квантунскую армию японцев на колени, США вдруг осознали, что их планы более никуда не годятся. Не годятся потому, что Советская Армия способна размазать любого противника. Если Сталин решится на продолжение войны – он вышвырнет из Европы кого угодно, включая англо-американские войска. Проигрыш в качестве танковых и механизированных войск, наглядно видный по результатам европейской войны, надо было чем-то компенсировать.
Публичная демонстрация возможностей атомного боеприпаса, лишь чуть-чуть не успевшего на войну, давала СССР понять, что продолжать не следует (пусть Сталин на подобное идти и не собирался). Но этого было недостаточно.
Тактическое ядерное оружие, гораздо более приспособленное для действий на передовой, чем тяжелые стратегические боеприпасы, стало вполне себе логичным результатом измышлений пентагоновских экспертов. И начало стремительно развиваться. Придя, наконец, к виду, позволяющему насытить им войска в приличных количествах. А даже одна артиллерийская батарея на корпус, способная вести огонь одно-двухкилотонными боеприпасами, может очень – ОЧЕНЬ – многое.