Эффект Лазаря
Шрифт:
– Она сновидит меня, – сказал Дьюк. Его голос звучно отдавался посреди теней в углу органического бассейна, который он делил с Вьятой.
Наблюдатель побежал за КП.
И вправду, Ваата увидела сны. Странные то были сны, частично исходящие из ее собственной памяти, частично из той, что она унаследовала от келпа. Память Авааты. Эта последняя включала и человеческие воспоминания, подсмотренные келпом через дирижаблики, и другие человеческие воспоминания, взявшиеся неведомо для него откуда… но содержащие
«Корабль!» подумал Дьюк.
Корабль пронзал бездну, словно игла – сложенную ткань: в одну складку вошел, в другую, дальнюю, вышел, и все это – в мгновение ока. Корабль создал однажды райскую планету и расселил на ее поверхности людей, воззвав:
– Вы должны решить, как вы будете богоТворить меня!
Корабль принес людей на Пандору, которая оказалась отнюдь не раем, а планетой, почти полностью залитой морями, чьи воды покорялись нерегулярным циклам двух солнц. Физически невозможно – когда бы Корабль этого не сотворил. И все это Дьюк видел в дрожащих вспышках снов Вьяты.
– Почему Корабль принес ко мне своих людей? – таков был вопрос Авьяты.
Ни люди, ни Корабль не отвечали. А теперь Корабль ушел, а люди остались. И новый келп, бывший прежде Аваатой, стал порослью в океане, и его сны наполняли бодрствование Дьюка.
Ваата видела нескончаемые сны.
Дьюк воспринимал ее сны, как видеопьесы, разыгранные посредством его собственных органов чувств. Он знал их источник. То, что исходило от Вьяты, имело своеобычный привкус, всегда безошибочно узнаваемый.
Она видела сны о женщине по имени Ваэла и о другой, которую звали Хали Экель. Сон о Хали тревожил Дьюка. Он чувствовал реальность его так, словно собственная плоть Дьюка шла этими путями и терзалась этими страданиями. Это Корабль тащил его сквозь время и другие измерения, чтобы он увидел нагого человека, прибитого к кресту. Дьюк знал, что это видела Хали Экель, но не мог отделить себя от ее переживаний. Почему одни зрители плюют на этого человека, а другие плачут?
Нагой человек поднял голову и воззвал: «Отче, прости их!»
Дьюк ощутил это как проклятие. Простить подобное хуже, чем требовать отмщения. Быть прощенным за такое – да это хуже любого проклятия.
КП прибыла в комнату Вааты. Даже длинные складки ее мешковатых одежд не могли скрыть красивых изгибов ее стройных бедер и полных грудей. Ее тело не соответствовало ей вдвойне – поскольку она была КП, и поскольку дух ее был заперт в тюрьме ее лица – лица уроженки Гуэмеса. Она склонилась над Дьюком, и в помещении все мгновенно затихло, кроме побулькивания систем жизнеобеспечения.
– Дьюк, – сказала КП, – что случилось?
– Это на самом деле, – произнес Дьюк голосом тревожным и напряженным. – Это было.
– Что было, Дьюк? – спросила она.
Для Дьюка голос ее звучал из дали гораздо более дальней, чем сон о Хали Экель. Он чувствовал печаль Хали, чувствовал ее плоть, в которой она волей Корабля восходила на гору жутких крестов, он чувствовал растерянность Хали.
«Почему они это сделали? Почему Корабль дозволил мне это увидеть?»
Дьюк воспринимал оба вопроса как свои собственные. Ответов у него не было.
– Что случилось, Дьюк? – снова спросила КП.
Дальний голос зудел в ушах, словно докучное насекомое. Дьюку хотелось его прихлопнуть.
– Корабль, – сказал он.
Наблюдатели так и ахнули, но КП не шелохнулась.
– Корабль возвращается? – спросила КП.
Вопрос привел Дьюка в ярость. Он хотел сосредоточиться на сне о Хали Экель. Он чувствовал, что если бы только его оставили одного, он мог бы найти ответы на свои вопросы.
– Корабль возвращается, Дьюк? – КП возвысила голос. – Ты должен ответить!
– Везде Корабль! – вскричал Дьюк.
Его крик изгнал сон о Хали Экель бесповоротно.
Дьюк был разочарован. Он подобрался так близко! Еще бы несколько секунд… и он мог постичь ответ.
Теперь же Ваата видела сон о поэте по имени Керро Паниль и юной Ваэле – той женщине из предыдущего сна. Ее лицо уплывала вместе с келпом, но плоть ее, соединенная с плотью Паниля, была жаркой, и их оргазм сотряс Дьюка, смывая все прочие ощущения.
КП повернула свои торчащие красные глазки к наблюдателям, выражение ее лица было суровым.
– Об этом нельзя никому говорить! – велела она.
Они согласно кивнули, но кое-кто уже раздумывал, с кем можно поделиться этим откровением – с одним-единственным доверенным другом или возлюбленным. Слишком оно велико, чтобы его скрыть.
Везде Корабль!
Присутствовал ли Корабль в некоем мистическом смысле в этой самой комнате?
Эта мысль посетила КП, и она задала вопрос Дьюку, пребывавшему в полуосознанной посткоитальной расслабленности.
– Везде – это везде, – пробормотал Дьюк.
Такую логику КП оспорить не могла. Она боязливо осмотрелась, вглядываясь в тени, наполнявшие комнату Вааты. Подражая ей, наблюдатели окинули окружающее вопросительным взглядом. Припомнив возглас, ради которого ее и призвали, КП спросила:
– Кто сновидит тебя?
– Ваата!
Вьята дремотно шевельнулась, и мутный питательный раствор колыхнулся вокруг ее грудей.
КП нагнулась к одному из выпуклых ушей Дьюка и заговорила так тихо, что только наиболее близко стоявшие наблюдатели могли ее расслышать, да и те не все расслышали правильно.