Эффект Лазаря
Шрифт:
– А что неладно с этим Гэллоу? – спросил он.
– Я его боюсь, – тихо призналась Скади.
– Почему? Что он такого сделал?
– Не знаю. Но он был одним из членов команды, когда погиб мой отец… и мать тоже.
– Твоя мать… ты говорила про сеть…
– Островитянская сеть. Так мне сказали.
Бретт опустил глаза, вспомнив недавнего морянина в сети.
– У меня нет к тебе враждебности, – произнесла Скади, завидев выражение его лица. – Я же вижу, что тебе меня жаль. Моя мать знала, что сети опасны.
– Ты сказала,
– Я никогда ни кем об этом раньше не говорила. Не знаю, почему я рассказала об этом тебе, но я встретила в тебе сострадание. И ты… то есть я хотела сказать…
– Я тебе обязан.
– Ох, нет! Да ничего подобного. Просто… мне нравится твое лицо… и то, как ты слушаешь.
Бретт поднял глаза, и их взгляды скрестились.
– Неужели тебе некому помочь? – спросил он. – Ты сказала, что Карин Алэ… ведь ее все знают. Разве она не может…
– Я никогда не скажу такого Алэ!
Бретт несколько мгновений разглядывал Скади. На лице ее он видел потрясение и страх. Он и раньше слыхал островитянские толки о необузданности морян. Если этим историям можно верить, насилие для морян не в диковинку. Но то, на что намекала Скади…
– Ты подозреваешь, не имеет ли Гэллоу что-то общее со смертью твоих родителей? – спросил он.
Скади молча кивнула.
– Но что навело тебя на подозрения?
– Он попросил меня подписать много бумаг, а я притворилась дурочкой и спросила совета Карин. И я не думаю, что он принес мне те самые бумаги, которые показывал ей. А она пока не сказала, что мне делать.
– А он… – Бретт прокашлялся. – Я имел в виду… ведь ты… в смысле, моряне иногда очень рано женятся.
– Ничего такого не было. Разве что он часто говорил, чтобы я поторапливалась расти. Это просто шутка. Он говорит, что устал меня дожидаться.
– А тебе сколько лет?
– Шестнадцать будет через месяц. А тебе?
– А мне через пять месяцев будет семнадцать.
Скади взглянула на его иссеченные сетями руки.
– По твоим рукам видно, что для островитянина ты много трудишься. – Она мгновенно прикрыла рот ладонью. Глаза ее расширились.
Бретт слыхивал морянские шуточки насчет островитян, которые нежатся на солнышке, покуда моряне строят подводные миры. Он нахмурился.
– Какое же я трепло, – охнула Скади. – Наконец-то нашла того, кто может стать моим другом – и оскорбила его.
– Островитяне – не лентяи, – отрезал Бретт.
Скади порывисто потянулась к нему и взяла его правую руку в свои.
– Да мне довольно было посмотреть на тебя, и я сразу поняла, что все эти россказни – вранье.
Бретт выдернул руку. Ему все равно было обидно. Скади может наговорить всяких нежностей, чтобы сгладить неловкость, но правда все равно вышла на поверхность.
«Для островитянина я много тружусь!»
Скади встала и принялась убирать тарелки с остатками еды. Объедки последовали в пневматический мусоросборник в кухонной стене и исчезли с щелчками и шипением.
Бретт уставился на мусоросборник. Наверняка его обслуживают островитяне, надежно укрытые от посторонних глаз.
– Центральная кухня, да и все это жилье, – протянул он. – Это морянам все достается легко.
– Скади повернулась к нему.
– Это островитяне так говорят? – серьезно спросила она.
Бретт почувствовал, что краснеет.
– Мне не нравятся лживые шутки, – сказала она. – Полагаю, тебе тоже.
Бретт сглотнул внезапный комок в горле. Скади такая прямодушная! Островитяне ведут себя совсем не так… но ему такое поведение нравится.
– Квитс никогда так не шутит, – выдавил он. – И я тоже.
– Этот Квитс, он что, твой отец?
Бретт внезапно подумал об отце с матерью – об их мотыльковой жизни в промежутках между напряженным малеванием новых картин. Подумал об их центровой квартире, о многих вещах, которыми они обладали и которые ценили – мебель, картины, даже кое-что морянского производства. А Квитс обладал только тем, что мог разместить в лодке. Он владел только нужным – этакая избирательность во имя выживания.
– Ты стыдишься своего отца? – спросила Скади.
– Квитс мне не отец. Он рыбак, которому принадлежит мой контракт – Квитс Твисп.
– Ах, да. У тебя ведь нет ничего своего, верно, Бретт? Я видела, как ты осматривал мою квартиру, и… – Скади пожала плечами.
– Та одежда, что была на мне, моя, – возразил Бретт. – Когда я продал свой контракт Твиспу, он взял меня в учебу и дал мне все необходимое. На лодке нет месте для бесполезного барахла.
– Этот Квитс, он грубый человек? Он плохо с тобой обращается?
– Квитс – хороший человек! И сильный. Сильнее всех, кого я знаю. У Квитса самые длинные руки, какие ты только видела, просто отличные в работе с сетями, почти с него длиной.
Плечи Скади чуть заметно передернулись.
– Ты очень привязан к этому Квитсу, – заметила она.
Бретт отвернулся. Невольное содрогание было красноречивым. В груди у него заныло от горечи измены.
– Все вы, моряне, одинаковы, – произнес он. – Островитяне не просили, чтобы их такими рождали.
– Да я на думаю о тебе, как о мутанте, – запротестовала Скади. – Любому видно, что ты нормализован.
– Вот видишь! – выпалил Бретт, глядя на нее в упор. – А что такое норма? Ну да, слыхал я эти разговоры: дескать, у островитян теперь больше «нормальных» рождений… и к тому же существует хирургия. Тебя оскорбляют длинные руки Твиспа? Так вот, он не урод. Он лучший рыбак на Пандоре, потому что он подходит для своего дела.
– Я вижу, меня многому учили неправильно, – тихо сказала Скади. – Должно быть, Квитс Твисп – хороший человек, потому что Бретт Нортон им восхищается. – Лукавая улыбка скользнула по ее губам и исчезла. – А тебя ничему не учили неправильно, Бретт?