Ефремов – любовь моя
Шрифт:
Из дневниковых записей
Как раз в то время, которое у меня появилось после окончания техникума и до поступления на работу, начали сносить личные домишки на углу улиц Тульская и Лермонтова, а живущие в них семьи переселяли в новый, только что построенный пятиэтажный дом в этом же квартале. Такие дома позже стали называть «хрущевками». У родителей был выбор остаться в городе и получить в этом доме двухкомнатную квартиру, либо переехать на микрорайон, расположенный в двух-трех километрах от тех мест, где мы привыкли бывать, от знакомых и друзей, живших поблизости. Мать с отцом выбрали свой старый квартал. Так мы очутились в двухкомнатной квартире на третьем этаже с балконом. Общим недостатком квартиры был тот, что она являлась угловой, в ней всегда было холодно в зимнее время года, хотя мы пытались кое-что предпринять. Угловые квартиры в «хрущевках» всегда отличались такой особенностью. Кое-кто наращивал количество секций у тепловых батарей, но обычно это мало помогало. Мать приняла решение разделить вторую комнату на две небольшие комнатушки, убрав встроенный в ней маленький чуланчик. Нам это позволило создать две спаленки: побольше – для родителей, и поменьше – мне. Я в своей комнатенке кроме пружинной кровати поставил небольшой книжный шкаф и потихоньку набивал его любимой фантастикой. В то время в магазине купить приключенческую и фантастическую литературу было сложно, но иногда удавалось. Фантастикой меня увлек Цветков, он брал ее в библиотеках, иногда покупал, занимал у товарищей и соседей почитать. Потом делился со мной, некоторые свои книги оставлял мне. У него была прекрасная память, он не перечитывал книги, как я. Понравившуюся мне книгу я мог через месяц-два читать вновь, как новую, потому что забывал половину содержания. А книги, увлекавшие нас, были написаны самими Стругацкими, Иваном Ефремовым, Станиславом Лемом, Айзеком Азимовым, Виктором Савченко, Георгием Гуревичем. Уверен, что современные любители фантастики не всех этих авторов знают.
Глава третья
В 1965 году Ефремов был небольшим тихим городком, каких много на Средне-Русской возвышенности. Отличался этот город тогда только тем, что на пуск нового производства СКД сюда съехалось очень много всякого люда: строители, монтажники – они построили да и остались осваивать новые цехи аппаратчиками, слесарями, электромонтерами, лаборантами.
В цех ДК1—3 меня направил однорукий Вязов Борис Михайлович, заместитель директора по кадрам, бывший фронтовик. Вообще-то распределение после окончания техникума я получил в поселок Шварцевский, на витаминный комбинат, но старший брат Женька попросил начальника цеха ДК-5 Сиразиева уговорить отдел кадров оставить меня в Ефремове, как способного парня, который может принести пользу заводу. Сиразиев дал на меня письменную заявку. Он меня, наверное, тогда и не помнил уже, хотя дипломную практику я проходил как раз в цехе ДК-5, рассчитывал узел хемосорбции. Руководителем практики был определен заместитель Сиразиева Ившин. Это было первое мое знакомство с новым производством СКД, оно совсем не было похоже на старое производство, где выпускали каучук в «слонах» по технологии газовой полимеризации. Там были низкие корпуса цехов, блеклые эстакады, плохие дороги, где всегда было грязно в дождь. А здесь стояли просторные светлые корпуса, которые поражали воображение, дороги на новом производстве были покрыты свежим асфальтом и чувствовалось стремление наводить чистоту и порядок и в дальнейшем.
Помню, как на производственной практике в цехе ДК-5 ходили мы с Фомичевым в дневную смену, но сдружились больше со сменой «Б», начальником смены у них был тогда Тюханов. С ними однажды мы поехали в Москву. Этой поездкой мне и запомнился веселый коллектив цеха ДК-5, вся хемосорбция и практика. Смена собралась ночью после последней вечерней смены к автобусу, мы тоже пришли. Загрузились, поехали. Поскольку автобус заказали для поездки в Третьяковскую галерею, мы с Колькой очень были удивлены, когда обнаружили в автобусе много пустых сумок. Особенно это было заметно на обратном пути, когда эти сумки распухли и мешали в проходе. Мы с удовольствием осмотрели все закоулки Третьяковской галереи, запомнились нам полотна разных художников, позже эти картины встречались во всяких книгах, но больше мне в Третьяковке побывать не пришлось. С цеха ДК-5 там мы никого не встретили, а когда спросили на обратной дороге, был ли кто из наших попутчиков в галерее, они все очень удивились такому вопросу. В те времена это оказалось частой практикой, когда завком профсоюза откликался на просьбу трудящихся посетить в выходные какое-то культурное заведение в столице и помогал выделить бесплатный транспорт. Был тогда у завода прекрасный венгерский автобус «Икарус». Желающие добирались до столицы и находили в магазинах необходимые продукты питания, заморские фрукты, обувь и другие предметы, которых в Ефремове достать было невозможно. А в заказанные культурные заведения, конечно, добраться времени не оставалось. Обратная дорога обычно была значительно веселее, подвыпившие работники завода пели различные советские песни и рассказывали интересные анекдоты.
В приемной Вязова было многолюдно. Когда я с документами зашел к нему, Борис Михайлович просмотрел их, хмуро взглянул на меня, стукнул кулаком по столу и сказал:
– Аппаратчиком пятого разряда в цех ДК1—3!
А когда я попытался напомнить про Сиразиева, Вязов повторил фразу и поставил свою визу на верхнем уголке заявления. С этим я и вышел. Тогда я был немного огорчен, что не попал в цех ДК-5. Но, конечно, был доволен, что остался в городе, дома. Моих друзей Цветкова Виталия и Фомичева Кольку все-таки отправили в Шварцевский. Четвертый парень, что с нами учился, Валерка Чурсин, так и не успел поступить на работу, хотя его тоже оставляли в Ефремове. Из-за того, что он был на полгода старше нас и родился в декабре 1946 года, его забрали в армию. И оттуда два года он писал мне письма. Этих писем уже нет давно, но я все помню, что там было написано. Армия многим вправляла мозги и после все мы смотрели на жизнь по-иному. И до сих пор, несмотря на многочисленные изменения в обществе, на эти обратные революции, на распад так называемой социалистической системы, армия у всех нас, живущих на просторах России, в любом ее уголке, в любом городе, даже таком мегаполисе, как Москва, у всех она вызывает самые противоречивые чувства, но чаще горечь, когда мы вспоминали такое ненавистное слово – дедовщина. Нужно отметить, что дедовщина была всегда и не только у нас, но и в других армиях мира, просто тогда мы этого не знали.
Впервые я пошел на работу 5 августа 1965 года. Робко, как говорится в таких случаях – «на полусогнутых», входил я в кабинет начальника цеха Грачева. Говорили, что он очень строгий. На производство СКД он пришел с цеха полиизобутилена и бутилкаучука 100—112. Тогда в том цехе скопилось много способных молодых инженеров и новое строительство как раз позволило им раскрыться полностью. Грачеву дали самый крупный цех ДК 1—4, таких больших еще на нашем заводе не было, да и не будет теперь никогда. Постепенно от этого цеха отделилось производство ТИБА – цех ДК-4, а после нескольких тяжелых несчастных случаев в отделении сушки каучука и цех ДК 1—3 поделили на два: цех полимеризации ДК 1—2 и цех выделения и сушки каучука ДК-3. Второе разделение произошло значительно позже, когда выходили уже на значительную выработку готовой продукции. А я пришел еще в цех ДК 1—3 и в кабинете начальника цеха, увидев несколько человек, решил, что начальником является самый крупный и представительный. Так все покупались, когда впервые появлялись здесь. Грачев Владимир Александрович в пору своего расцвета был живой, как ртуть, очень энергичный, мгновенно реагирующий на все вокруг человек небольшого роста. Мне лично очень нравилось с ним разговаривать, следить за его рассуждениями, выводами. Процесс полимеризации СКД тогда находился на стадии изучения. Подачу на полимеризационную батарею держали не более полкубометра дивинила в час и пробовали разные режимы. Этим меня и послал заниматься Грачев, определив аппаратчиком полимеризации в смену «Б». Сейчас я не помню уже, в день я начал работать или с ночной смены. Начальником смены у нас был Давыдов Евгений Алексеевич, старшим мастером – Мальцев Виктор. Кстати, сменой «В» руководил мой брат Евгений, тоже переведенный в новые цехи завода из цеха 103а-112. Первым моим наставником, инструктором производственного обучения был аппаратчик полимеризации Ермаков Виктор Александрович. Нужно сказать, что каждый, с кем мне там пришлось столкнуться, как и везде, имел свой характер, свой жизненный опыт, свое кредо в жизни и… даже не знаю, как сказать еще! В общем, все они, как и положено, были такие разные и в то же время дружные, этого не отнимешь. Сейчас такого нет, люди, несмотря на то, что их на планете становится больше и больше, понемногу отчуждаются, болеют личными проблемами, им наплевать на остальных. Тогда сменами собирались и ходили в кинотеатры, ездили в походы, на турбазу, в другие города, играли в футбол. Конечно, мы тогда были молодые. Но сегодня молодые так делают? Больше пьют водку по гаражам!
В первую очередь Виктор Ермаков стал обучать меня взаимоотношению с людьми, знакомить со всеми. Он привел меня на усреднение, обнял упирающуюся красивую женщину и сказал мне примерно следующее:
– Аркадий! Василий Иванович Чапаев был мудрый человек, он не раз говорил, что всех женщин в мире поиметь нельзя, но стремиться к этому надо!
Чмокнув в щеку, не успевшую отстраниться женщину, он резво отскочил в сторону и помчался от нее, так как она уже размахивала железным крюком.
– Вот нахал! – говорила она, краснея на глазах, как молодая девочка.
Много позже эта женщина – Люся Третьякова – уже будучи на пенсии, приезжала в Ефремов со своей родины, выглядела не как раньше эффектной красавицей, а очень худой, плакала, что не смогла нормально устроиться в жизни, что у нее онкология. Я понял этот приезд, как прощание с людьми, которых она знала, с которыми много работала. Через короткое время мы узнали о ее смерти.
Жизнь и смерть переплетены в этом мире, без жизни не было бы смерти, никому ее не избежать. Когда умирают незнакомые люди, на это обычно внимания мы не обращаем. А вот когда умирают те, с кем много лет знался, работал, встречал праздники, рядом жил – в такие дни ходишь сам не свой, очень переживаешь. Чем старше становишься, тем чаще думаешь: «А ведь скоро и твоя очередь!»
Таких женщин, как Третьякова, было много в цехах нового производства. Они откликнулись на призыв о комсомольской ударной стройке и начинали каменщиками, штукатурами, бетонщиками, приехав с самых разных мест.
Заместителем начальника цеха по технологии был у нас Марков Борис Александрович. В 1965 году ему было 27 лет, он ходил важный и писал длинные путанные распоряжения мало разборчивым почерком. Над ним подтрунивали за глаза, аппаратчик полимеризации центрального пульта управления Валентина Малышева первой при мне дала ему прозвище Маркиз, так за ним и осталось на всю жизнь. Со временем он защитил кандидатскую диссертацию и был назначен главным инженером завода.
Секретарем комсомольской организации цеха был Изотов Сашка. Он вел боксерский кружок в выходные, заочно учился в Московском институте и подменял мастера по ремонту. В тот далекий год цех только сформировался и молодежь была сплошняком, почти половина, комсомольская организация была самая большая на заводе по технологическим цехам. При моем появлении Изотов сразу стал нащупывать почву для освобождения от своей обузы, что в дальнейшем ему и удалось. Уже на следующих выборах секретарем стал уже я…
Сейчас, по прошествии стольких лет, многое кажется наивным. Но ведь все это было и было именно с нами, в наше время. Приходилось много времени тратить на организацию собраний, заседаний бюро, воспитывать «нерадивых» комсомольцев, организовывать вечера, посещать общезаводские комсомольские мероприятия. Хотя сейчас я откровенно скажу, что все это было искусственным сооружением, без которого малыми силами, малыми затратами люди могли бы добиться того же. «Не дави на меня морально, лучше помоги материально!» – эту формулу однажды я услышал от девчонки, которую пытался воспитывать – кажется, она была в прогульщиках и по общественной линии мне пришлось этим делом заниматься.