Егерь: заповедник

Рудин Алекс

— Да ну тебя! — отмахивается Павел. — Я, вообще-то, автобусом до Сухого добрался. Это ты у нас любишь по лесам бегать, а я по дороге пришел.

Он потягивается, с улыбкой глядя вдаль — на темнеющий посреди озера лесистый островок.

— Хорошо у тебя здесь! А к туристам я завтра утром загляну.

— Завтра, так завтра, — соглашаюсь я. — Идем чай пить.

Мы возвращаемся в дом, и я снова подогреваю чайник. Насыпаю прямо в чашки хорошей индийской заварки, заливаю ее кипятком и накрываю щербатыми блюдцами,

чтобы заварка лучше запрела.

— Есть хочешь? — спрашиваю я Павла. — У меня макароны с тушенкой остались.

Павел мотает головой.

— Не хочу. Ты завтра во сколько встаешь?

— Затемно. Разбужу охотников, потом схожу на вторую базу. Часам к восьми утра уже вернусь.

— Вот тогда и разбудишь меня, — весело улыбается Павел.

Я вешаю фотоаппарат на гвоздь и вспоминаю про неприятную историю с Глебом.

— Паша, мне твой совет нужен, — говорю я. — Помнишь того туриста с гитарой? Глеба?

— Это который на нас волком смотрел из-за Веры? Помню, конечно.

— Он сегодня приходил на базу с фотоаппаратом. А охотники как раз выпивали на улице, и он их сфотографировал.

— Зачем? — искренне не понимает Павел.

Ну, да. Сейчас не век сенсаций и сомнительных новостей. Люди еще не привыкли бесцеремонно совать нос в дела друг друга.

— Не знаю, зачем. Но он говорил, что числится корреспондентом в газете.

— Думаешь, он хочет отправить эти снимки в редакцию?

Я зажигаю керосиновую лампу и ставлю ее на стол. Пляшущий огонек освещает стол, а в углах кухни собирается густой сумрак.

Паша хмурится.

— В газете их, конечно, не напечатают. Но шум могут поднять. Ты есть на этих снимках?

— Нет, — отвечаю я. — Меня за столом не было.

— Все равно, история неприятная. А сам парень что сказал?

— Он сказал, что снимал птичку.

— Ты ему по уху не съездил?

— А смысл? — усмехаюсь я. — Не фотоаппарат же у него отбирать с пленкой.

— Правильно сделал, что не тронул его, — кивает Павел. — Хотя, жаль. Знаешь, давай-ка я утром с ним поговорю. Мне показалось, что долго хитрить и отпираться он не сможет — характер не позволит. Слишком вспыльчивый. Обязательно проговорится. Узнаем, что он задумал.

— Ты уверен? — спрашиваю я. — На тебя он тоже злится из-за Веры.

— Тем более, — твердо говорит Павел. — Все равно рано или поздно нам с ним придется поговорить откровенно. А чем раньше — тем лучше.

Я снимаю блюдца с кружек — с них на стол падают горячие капли испарины. Чай заварился отменно — он темно-коричневого цвета, а почти все чаинки разбухли и упали на дно.

— Вкусные пряники, — жуя, говорит Павел. — И свежие. А к нам в магазин такие не завозят. Охотники, что ли, угостили?

— Туристы, — улыбаюсь я. — Они у меня на базе от дождя прятались. Кстати, Вера про тебя спрашивала. Интересовалась, что ты за человек.

—

И что ты сказал?

— Как есть, так и сказал, — смеюсь я.

— А она?

— А она попросила передать тебе записку.

Я достаю из кармана смятую бумажку и отдаю Павлу.

— Это ее номер телефона в Ленинграде. Так что…

Не закончив фразу, я многозначительно смотрю на Павла.

— Вот это да! — радостно улыбается Павел.

И тут же растерянно глядит на меня.

— И что мне теперь делать?

— Пригласить на свидание, — улыбаюсь я. — Паша, что ты как мальчишка? Чего ты растерялся?

— Ну, она же в Ленинграде живет, в институте учится. А я? Участковый в деревне.

— Откуда ты знаешь, что она из Ленинграда? Может, она точно из такой же деревни, а в Ленинград учиться приехала. И это телефон общежития. А ее фамилию я, между прочим, не спросил.

Я споласкиваю кружки под рукомойником и ставлю в сушилку.

— И вообще — какая разница? Захотите встречаться — найдете возможность.

— Тоже верно, — кивает Павел.

— Ладно, давай спать.

Я стелю ему на узком старом диване, а себе раскатываю на полу матрас. Спать остается всего часа четыре — и то, если, проснувшись, сразу выйти.

— Спокойной ночи, — говорю я Павлу и гашу керосиновую лампу.

Укрываюсь колючим шерстяным одеялом, закидываю руки за голову и смотрю в темноту.

Путевки я отметил.

Охотников встретил и разместил.

Лодки готовы.

Можно и поспать.

В последний момент я вспоминаю про будильник. Наощупь нахожу его в темноте, выставляю слабо светящуюся стрелку на половину четвертого и с треском проворачиваю ключ, заводя пружину. Ставлю будильник рядом с собой на пол, чтобы сразу дотянуться.

Потом закрываю глаза, расслабляюсь и проваливаюсь в уютную темноту.

Мысли еще крутятся в голове, но почти сразу уплывают далеко-далеко.

А через два часа над озером начинают грохотать далекие выстрелы.

Глава 6

Бах!

Бах!

Два выстрела почти сливаются в один.

На улице тревожно лают собаки.

Я с трудом выныриваю из сна, открываю глаза и вижу белеющий в темноте потолок.

Бах!

Бах!

Эхо выстрелов гулко и мощно катится над водой.

Павел, скрипнув пружинами дивана, поднимает голову.

— Что это? — сонно спрашивает он.

Я вскакиваю и в одних трусах выбегаю на крыльцо, забыв закрыть за собой дверь.

Бойкий радостно лает, увидев меня. Серко тоже присоединяется к приятелю — гавкает пару раз басом, лениво и сипло.

Выстрелы не тревожат собак — мои псы к ним давно привыкли.

— Тихо! — говорю я псам.

Сырая темнота кладет мне на плечи холодные ладони. Ежась от холода, я напряженно прислушиваюсь.