Егерь
Шрифт:
Мы можем часами стоять у автомата и пить сладкую воду, пока в нас влезает. Вовка обычно пьёт залпом, одним глотком, а потом чихает от газиков, набившихся в носу.
По дороге на стройку нас ждёт Таня, молоденькая продавщица мороженого. Она всегда нарядная, в белом колпаке и фартучке. Завидев нас, она радостно машет, а потом угощает сливочным мороженым в вафельных стаканчиках. Мы же в ответ достаём из загашников папиного обеда мамины пирожки с повидлом. Таня, я и Вовка размещаемся на свежеокрашенной скамейке и дружно
– А к нам новую фильму завезли! – Таня глазами показывает на киноафишу.
Её тележка с мороженым располагается прямо у городского кинотеатра «Заря». На большом плакате изображена девочка в синем берете.
– «В моей смерти прошу винить Клаву К», – читаю я вслух. – Вовка, как думаешь, кого убила эта Клава К.?
– Парня свово, ково ж ишо… – важно отвечает за Вовку Таня, дожёвывая пирожок. От пирожка остался только скучный хвостик без начинки, и Таня его внимательно рассматривает, раздумывая, доедать или нет.
– Як це вбила? – удивлённо спрашивает Вовка, разглядывая безобидную девочку на плакате.
– Знамо, как, из любви! Токма вам ишо рано об том знать! – отвечает Таня, решив всё-таки доесть пирожок.
Рядом с нами останавливается автобус. Новенький «Икарус», похожий на огромного синего кита, с шипеньем открывает свои створчатые дверцы-жабры и выплёвывает из чрева галдящих школьников в пионерских галстуках. Они держат в руках цветные шарики, что делает их похожими на стайку мальков.
Мы стоим, разинув рты. Тут вдруг из автобуса вылетает бумажный самолётик, сооружённый из местной газеты, и, совершив манёвр, приземляется прямо у моих ног. Автобус шумно трогается с места, а из окна мне машет девочка с косичками разной длины, торчащими в разные стороны. На ней синий берет, точно такой же, как на Клаве К. с афиши.
Впечатлённые увиденным, мы бежим дальше. Всё ж нельзя забывать, что в сумке у нас обед для папки Митяя. Мамка строго наказывала, чтобы мы донесли еду горячей. По правде говоря, обед давно уже остыл, но мы-то знаем, что папка наш непривередливый. Ест всё, что ни попадя. Мне иногда кажется, что он вообще может и не есть даже. Надуется чаю и работает себе целый день. А когда мамка ругает его за то, что он пьёт воду прямо из-под крана, то только отмахивается и говорит, что от кипячённой воды у него крутит в животе.
Папка работает на городской стройке с самого первого дня. Недавно его назначили начальником смены. С той поры он стал очень важным, пропадает тут днями и ночами. Нам с Вовкой это только на руку, теперь мы можем сбегать в город хоть каждый день.
Папки на месте не оказалось. Не теряя времени даром, мы залезли на крышу подсобного трехэтажного здания, в котором ведутся строительные работы. Отсюда удобно наблюдать за тем, что происходит вокруг. Туда-сюда снуют рабочие и важные дяденьки с чертежами под мышкой. Мы усаживаемся
Вдруг на противоположной стороне крыши появляется та самая девочка из автобуса. Я её сразу узнал по синему берету и косичкам. Она, раскинув руки, беспечно разгуливает по самой кромке, как по гимнастическому брусу, громко распевая при этом «Взвейтесь кострами». Одета она несуразно: разноцветные гольфики, сползшие с худых ног до растоптанных сандалий, из-под старой порядком растянутой трикотажной кофты выглядывает подол застиранного розового платья. Увидев нас, девочка вдруг встаёт на голову. И через пару секунд, потеряв равновесие, на наших глазах исчезает из виду.
Мы в страхе бежим вниз.
– Померла, мабуть! – вопит Вовка на ходу.
Внизу уже собрались рабочие. Мы еле пробираемся через толпу и вот что видим. Девочка, свалившись с крыши, угодила прямо в кузов грузовика, доверху наполненного стекловатой. Поправляя синий берет, она рассказывает рабочим, как оказалась наверху.
– Я котёнка спасала! Он как запрыгнет на крышу, я за ним! А его и след простыл!
Увидев нас, она смущается. Мы-то знаем, что никакого котёнка и в помине не было.
– Ну ладно, некогда мне тут с вами разговоры разговаривать, – деловито произносит она, спрыгивая с грузовика и отряхивая испачканную кофту.
– Ася!!! Ты цела? – какой-то мужчина в каске подбегает к девочке и трясёт ее за плечи.
– Сколько можно говорить, что я Пеееееппииииии! – закатывает глаза девочка и бежит в сторону вагончиков.
Потом останавливается, оглядывается на нас с Вовкой и показывает длиннющий язык.
– Имя какое-то чудное… – задумчиво произносит Вовка.
Позже от папки Митяя мы узнали, что девочка, упавшая с крыши, на самом деле дочка инженера турбинного цеха. Ей примерно столько же лет, сколько нам с Вовкой. Они недавно приехали из Сибири. Присматривать за девочкой некому, вот она и болтается целыми днями на стройке.
– Шкодная дуже, око та око за нею потрiбен, – вздыхает папка, дожёвывая бутерброд с салом и помидорами.
– А де ж її мама? – спрашивает Вовка.
– А мамка у них була альпінітської і загинула при сходженні чи на Еверест, то чи на Пік Перемоги.
Мы слушаем, разинув рты.
– А почему она называет себя Пеппи? – спрашиваю я, пока Вовка прячет предательские слёзы.
– Мамка її так називали ніби як.
Домой в село мы бежим уже затемно, на ходу перекрикивая друг друга плакатными призывами.
– Землю-красавицу, Родину милую, мы укрепим электрической силою!
– Електрифікація и є основа нового світла!
– Ну ты и дурень, Вовка! «ЭлектрОфикация» правильно говорить!
– Зовсiм нi! Дядько Митяй так говорить! Сам ти дурень!