Египет – под властью планеты Нептун

Выражаю сердечную благодарность директору луксорской библиотеки Американского университета в Каире доктору Кенту Уиксу, его бессменному помощнику Ахмеду, в также владельцу отеля «Фарана» Рифату, дорогой Анаит, вовремя порекомендовавшей обратиться к работам Яна Ассмана , многочисленным семьям в Луксоре, предоставлявшим кров, сад и компанию в периоды зимовок на западной и восточной стороне Фив, и моей любимой маме, понимающей мои увлечения философией, мифологией и …Египтом.

– Езжай, езжай… Там ты все застанешь таким, каким оно было

И я поехала!… И застала там если не все, то точно половину всего таким, каким оно и было, и каким оно должно быть в сказке, или, точнее, в околдованном мифологическим сознанием видении, – осмысленным и прекрасным. Ровно таким, каким оно представало в стихах из сборника древнеегипетской поэзии «Лирика Египта», ну, и в моих детских мечтах. И это было возвращением домой, к своему истинному «Я», которое вновь обрело себя в виду Фиванской горы и зеленых долин, украшенных финиковыми пальмами. Возвращением к живому чуду.

Сельская идиллия. Луксор, западный берег. И. Куликова©

Используя терминологию Лосева, я застала в Египте, и в особенности в Луксоре, множество мифов, одним которых был миф о мире в его идеальном, первозданном почти что качестве, нетронутым временем и достижениями цивилизации. В Луксоре в моей душе активизировалось архетипическое сознание, заставляющее воспринимать мир как священный и отсылающее к живому символизму среды. И все вокруг заговорило на языке образов древни= египтян и сновидцев. Этот язык говорит о границе между жизнью и смертью, всегда присутствующей рядом с нами, о самом пограничье с его устремлением к бессмертию, о взаимосвязи и различиях между «нашим» и «иным» мирами, между живым и смертным (и бессмертным). И, понятное дело, что символичным в моем восприятии там стало почти все.

Места западного берега рассматривались мной с точки зрения их отношения ко входу в сакральное пространство, а все предметы – относительно их жизненного смысла. И потому символами жизни стали молоко, салат, домашние хлебы, свечи, лампады храмов и солнечный свет, символами смерти – вода и канавы, а всевозможные животные—лошади, собаки и птицы – посредниками между тутошним и тамошним мирами. То здесь, то там мне виделись не просто бродячие собаки и парящие в небе ястребы, не домашние кошки, ибисы и папирус, но Анубисы, Несбет, Бастет и кусты папируса, в которых прятался маленький Хор. И повсюду – в импровизированных отелях и у деревенских бассейнов – сакральный ритм моего путешествия сопровождали изображения древнеегипетских божеств. Словом, я вдруг оказалась в живом мифе, история которого не только не окончена, но которой прошлые главы реконструируются любителями старины, а также охраняются египтологами и государственными субсидиями на раскопки и реставрацию бесчисленных памятников

Одна из комнат гробницы Сеннеджема. Дейр эль-Медина. Династия Рамессидов. Луксор. И. Куликова©

Блаженное мое тамомошнее состояние с точностью описал великий русский философ А. Ф. Лосев в работе «Диалектика мифа». «… И вот, когда чувственная и пестро-случайная история личности, погруженной в относительное, полутемное, бессильное и болезненное существование, вдруг приходит к событию, в котором выявляется эта исконная и первичная, светлая предназначенность личности, вспоминается утерянное блаженное состояние и тем преодолевается томительная пустота и пестрый шум и гам эмпирии, – тогда это значит, что творится чудо. В чуде есть веяние вечности прошлого, поруганного и растленного и вот возникающего вновь чистым и светлым видением… Прошедшее не погибло. Оно стоит незабываемой вечностью и родиной. В глубине памяти веков кроются корни настоящего и питаются ими. Вечное и родное, оно, это прошедшее, стоит где-то в груди в сердце, и мы не в силах припомнить его… В чуде вдруг возникает это воспоминание, возрождается память веков и обнажается вечность прошедшего, неизбывная и всегдашняя… Это возвращение из дальних странствий и возвращение на родину…»

Домашний хлеб. Деревня в Луксоре. И. Куликова©

Первый раз я попала в Луксор во время двухнедельного тура Хургада – круиз по Нилу в 2002-м году, а в 2008-м году приехала уже надолго. И тогда западный берег Луксора был другим, чем сегодня. Более диким.

Вплоть до Революции 2011-года, после которой государство предприняло исключительные меры по защите и сохранению архитектурного наследия страны, отроги и окрестности Фиванской горы оставалсь легко доступным заповедником древностей не только для египтологов, но и для обычных туристов: И вот, бродя днем в долине Дейр эль-Бахари с моим провожатым, мы там и сям натыкались на скопища мумий в останках потемневших, полуистлевших бинтов, лежавших в предгробничных ямах, и мне было сказано, что некоторые европйеские туристы даже остаются близ храма Хатшепсут на ночевку, чтобы изведать общение с духами усопших фарфонов. От идеи ночевки я благоразумно отказалсь, но прогулки на вершины Фиванских гор – для наслаждения видами на храм Хатшепсут и простиравшуюся внизу плодородную долину – стали для меня обычным т любтмым занятием.

Поднимаясь наверхв сопровождении взятого напрокат ослика, мы всякий раз миновали остатки старой Курны, – деревни у склонов горы, построенной пару веков назад местными искателями фараонских сокровищ. Без доступа к свежей воде и далеко от плодородной земли, тамошние жители держали для пропитания кур и коз, а воду и хлеб им доставляли на ослах. Зато они жили у входа в Долину мастеровых и по полгода наслаждаясь свежим северо-западным бризом с гор. Ходили и ходят рассказы, что дома этих людей были построены над закладками сокровищ и по ночам хозяева занимались раскопками, чтобы днем продать добытое коллекционерам или торговцам древностями.

Одной из таких семей была семья Абд-эр-Расул, известная тем, что два ее брата в 1871 году обнаружили замурованный вход у подножия крутого каменного склона в Дейр-эль-Бахри. Они вскрыли вход и принялись копать. На глубине 13 метров оказался 70-метровый коридор, ведущий вглубь скалы. Вдоль коридора были расставлены десятки язиков с мумиями, а также множество предметов погребальной утвари. Братья Расул начали тайно продавать содержимое каше, пока египетская Служба древностей, возглавляемая Гастоном Масперо не узнала о происходившем. Так было найдено каше, содержавшее мумии Сети I, его сына Рамзеса II, Аменхотеп а I, Яхмеса I, трех фараонов по имени Тутмос, царицы Яхмес Нефертари – всего 37 саркофагов с телами царей, цариц, принцев и принцесс. Сегодня все находки хранятся в Каирском музее древностей.

Потомки Абд-эр-Рассул держат непритязательное, но чистое и большое кафе недалеко от храма Рамзеса II, напротив старой Курны и дома германской экспедиции. В зале висят обрамленные публикации из местных газет об этой семье и ее вкладе в египтологию, можно выпить каркаде или чая и лично побеседовать с хозяином, который всегда на месте в ожидании гостей.

На самомо деле разграбление фиванских гробниц, началось еще в начале Третьего переходного периода, к концу XX-й династии, из-за распада централизованной власти, социального хаоса и в связи с оскудением государственной казны. Особые подразделения государственной охраны пытались оберегать «город мёртвых» и его сокровища от грабителей, но тщетно: занимались организацией грабежей сами чиновники. Поэтому жрецы, с целью сохранения более ранних останков перенесли саркофаги с мумиями фараонов в гробницы Аменхотепа II (KV 35), верховного жреца Амона Пинеджема II и Несихонсу (DB-320).

Несколько документов – папирус Эббота и папирус Амхёрста-Леопольда II – содержат сведения об официальном расследовании дела о разграблении гробниц некрополя в Фивах, на 16-м году царствования Рамзеса IX. Два летописца из Дейр-эль-Медины (Долины мастеровых) сообщили о преступлении градоначальнику Восточных Фив, а тот, в свою очередь, уведомил фараона о грабежах и чиновниках-мздоимцах.

За три года несколько банд систематически грабили захоронения фараонов и могилы рядовых граждан. При поимке очередной такой банды, орудовавшей в царском некрополе Дра Абу-ль-Нагаа специальная служба провела инспекцию десяти захоронений разных династий, и нашла гробницу фараона Сехемра-Шедтауи Себекемсафа из XVIIв–й династии и его жены полностью обчищенной. Во время допроса грабители признались: «Мы прорыли ход сквозь щебень… и увидели бога, лежавшего на спине в месте его покоения. И мы нашли место упокоения Нубхаас, его супруги, расположенное рядом… Мы открыли их саркофаги и их гробы, в которых они покоились, и увидели священную мумию этого фараона с его мечом. Множество амулетов и и золотых драгоценностей было на его шее, и золотая диадема была на нем… священная мумия фараона вся была обложена золотом, и гробы его были обиты золотом и серебром внутри и снаружи, и все изукрашены всевозможными драгоценными каменьями. Мы собрали золото, которое нашли на священной мумии бога… и также собрали всё, что нашли на её [царской] мумии, и подожгли их гробы. Мы взяли их утварь… из золота, серебра и бронзы и разделили между собой… Потом мы переправились в Фивы. А через несколько дней правитель Фив прослышал, что мы грабили на западе, и меня схватили и привели в тюрьму градоначальника Фив. И тогда я взял двадцать дебенов золота, которые достались на мою долю, и отдал их Хаемопе, писцу из квартала пристаней города. Он отпустил меня, и я встретился со своими товарищами, и они отдали мне часть добычи, чтобы я ни о чём не жалел. Так я вместе с другими продолжал и дальше грабить погребения знатных и простых людей нашей земли, чьи тела покоятся на западе Фив. И многие грабят их так же, как мы…»