Египетский манускрипт
Шрифт:
– Да, – кивнул Геннадий. – С сыном Иваном – вот он….
– А малый понтуется, – проворчал Дрон. – Вон разгрузку не снял, и берцы… чего это он?
– Пока неясно. Так что сейчас тебе задача, Витя, – обложить их так, чтобы каждый шаг… и не забывай про Яшу. Шустрый оказался мальчик, кто бы мог подумать…
Виктор поморщился. Он никак не мог простить себе прокола с игрушечным шпионским набором. Вот уж в самом деле, кто бы мог подумать…
– Да завалить его! – предложил Дрон. – Не хватало еще, чтобы этот жиденок нас опять засветил! Давайте я сам сбегаю…
– Остынь, Дрон, – твердо сказал Геннадий. – Не время. Да и не справишься ты, сам же понимаешь – города толком не знаешь, связей нет, а этот сопляк там каждый угол знает…
– Плевать! Зато бабок теперь до хрена! Стволами затаримся – они там на халяву продаются, без всяких бумажек! Переточим малость, чтобы глушаки налезали, – и будем в шоколаде.
– Насчет глушителей – это дело, – милостиво согласился предводитель. – Займись. Но о еврейчике пока и думать забудь. Главная задача сейчас – эти двое, – и Геннадий кивнул на Олега Ивановича и Ваню, застывших на экране ноутбука. Нам надо знать о них все. Причем и по ту сторону портала, и по эту.
Виктор кивнул:
– Поиск по сетке я запустил. Как что-нибудь наберется – дам знать.
– Вот и славно. – Геннадий выпрямился. – И вообще всю эту компанию нам теперь никак нельзя из виду упускать. Особенно мне интересен доцент – они его куда-то запрятали, и очень хочется выяснить – куда именно. Стрейкер рассказал нам массу интересного; судя по всему, наши «друзья» возьмутся сейчас раскапывать всю эту историю с порталом. И я хочу быть в курсе того, что они там нароют. И учтите, – продолжал Геннадий, – если Никонов сейчас склеит ласты, нам этого не простят. Так что поздравляю вас, друзья: мы обзавелись первыми настоящими врагами. А это, скажу я вам, немало.
По комнате прошло шевеление. Дрон хищно усмехнулся и картинно ударил кулаком в открытую ладонь – мол, враги так враги.
– В общем, так, – продолжил вожак Бригады. – Дело наше движется, несмотря на мелкие и, я уверен, вполне преодолимые препятствия. На данный момент в нашем распоряжении два ключа от портала и солидная сумма царских денег – около тридцати семи тысяч рублей плюс триста британских фунтов. Это, если кто не понимает, – до хрена. Так что, дорогой Дрон, налет на аптечный склад отменяется. Будем приобретать кокаин, как и полагается законопослушным подданным Российской империи. Следующая задача – документы. Это снова на тебе, Витя…
Тот кивнул, и Геннадий закончил:
– Итак, у нашей группы есть деньги, база, есть толковые наработки. И надежный – пока надежный! – способ проникновения на ту сторону. Так что, друзья мои, – революция продолжается!
Владимир Алексеевич вышел на Моховую и пошел в сторону Тверской, высматривая извозчика. Здание университета осталось за спиной.
С позапрошлого, 1884 года для медицинского факультета строили «клинический городок» – на Девичьем Поле, между Садовым кольцом и Новодевичьим монастырем. Однако же пока медики – и клиническое, и хирургическое, и акушерское отделения – теснились в старом здании на Моховой. Недавно открылись еще и женские акушерские курсы, однако помещались они в отдельном здании на Волхонке – университетский устав запрещал обучение женщин.
На углу Моховой, против обыкновения, маячил единственный экипаж: старик в кафтане, подпоясанном обрывком протертой вожжи. Пролетка старая; лак кое-где вытерся до светлого дерева. Пузатая мохнатая лошаденка в веревочной сбруе меланхолично что-то жевала.
– Дедушка, в Лефортово!
– А куды, ваш степенство?
Московские возчики именовали седока по одежке – кого «ваше степенство», кого «ваше здоровье», кого «ваше благородие», а кого «вась-сиясь». Тут важно было не ошибиться, польстить клиенту – чутье у этих мастеров извозного промысла было удивительным.
– Так куды?
– На Гороховскую.
– Десять копеек.
Гиляровский покачал головой – дорого.
– Восемь.
Репортер обошел безучастную кобылу и двинулся к углу Тверской. Старичок-возчик плелся за ним:
– Последнее слово – семь копеек! Без почина стою!
Сошлись на пятачке.
Выезжая на Лубянскую площадь, возчик разговорился:
– На смотр нашего брата опять гонют! На зад плонбу ставить! Больше и некуда. На шляпе – есть, на кафтане – есть, на полости – четыре, на передке – восемь. Чего гоняют людей? Они в управе соскучились деньги за службу получать, так давай извозчиков на копейки метить!
Гиляровский с пониманием кивал, усмехаясь про себя: уж этому-то «ваньке», с его веревочной упряжью, казенные пломбы (свидетельство того, что и конская упряжь, и экипаж соответствуют установленным управой нормам) не поставит даже самый пъяненький чиновник.
А возчик, обрадованный сочувствием седока, продолжал жаловаться на свою нелегкую долю:
– На два-три гривенника в день с конем не управишься. Овес, сено… В трактире калачик съешь и колбаски возьмешь, чай – на одново, половому – копейку, на дворе за коня – пятак, фатера, еще трактир, зимой, когда смерзнешь… Куды тут! Работник теперь по два с полтиной хозяину везет. Да кажинный день на городового расход. Вот статуй еще небесный!..
Огибая фонтан посреди площади, в любое время окруженный извозчьими лошаденками, которых владельцы поили прямо из каменной чаши, услышали позади колокольчики. Среди возчиков пошла суматоха – ломовики, расположившиеся тут же, на бирже, принялись нахлестывать лошадей, прижимаясь к тротуарам. Возница обернулся:
– Курьеры… Гляди!
Со стороны Тверской неслись две прекрасные гнедые тройки в одинаковых коротких экипажах. Ямщики на обоих – веселые, в шапках с павлиньими перьями – размахивают кнутами, заливаются свистом. На сиденьях – одинаковые пассажиры: жандарм в серой шинели, а рядом с ним молодой человек в гражданском платье.
– В Сибирь везут. – Возчик перекрестился. – Из Питера, на каторгу: это – которые супротив царя пошли.
Жандармские тройки вернули Гиляровского к мыслям об убитых с Хитровки и к необычному зубному протезу. Дело представлялось интересным – Владимир Алексеевич не сомневался, что застреленный молодой человек как-то связан с недавней эскападой. В самом деле первый убитый – тот, которого прирезал бебутом тот шустрый молодой человек… Роман, кажется? Он еще называл какое-то имя…
Репортер нахмурился, вспоминая. Нет, не он – тот, другой, ради которого и затевалась экспедиция; пленник, освобожденный из хитровского плена. Яков? Да, Яков. Он еще просил позволения зайти – интересуется криминальными делами. Вот и хорошо, пусть заходит…