Его большой день
Шрифт:
Никита вполголоса ответил:
— Да, братец, штука отличная. Сам увидишь. А от семидесяти до ста не так уж далеко.
— Значит, семьдесят? — обрадовался мальчик.
— А посмотрел бы ты на «катюши»! — похвастался Никита. — Вот это да!..
Йожо совсем забыл о грузе. Ему казалось, что он идет налегке. Он жалел только об одном: что Габо его не видит. Автомат, оружие. И только потом почувствовал, что обоймы и тяжелые патроны порядком оттягивают ему руки. Но к тому времени они уже приближались к «Взрыву».
Оружие и боеприпасы складывали в бетонированную
— Завтра в школу, выспаться надо!
Когда Йожо на другой день вернулся из школы, в «шестерке» он нашел только Никиту. Сидя на недостроенной стенке, он осматривал окрестности и огрызком карандаша рисовал на листе бумаги кривые и прямые линии — то тонкие, то потолще. Когда мальчик пришел, Никита сложил бумагу и сунул ее в боковой карман.
— Здравствуй, Йозеф, — сказал он приветливо.
— Здравствуй, — ответил ему в тон Йожо и при этом приложил руку к виску, отдавая честь, как это делал Никита. За эти несколько дней он привык к этому настолько, что в школе чуть не поздоровался так со своими одноклассниками.
— Ты один, Никита? — спросил он.
— Как видишь… А кто тут еще может быть?
— Ну, те, что вчера. Капитан Каменский, Гаврик… — пояснил Йожо свой вопрос.
— О, они уже за горами за долами! — засмеялся Никита и стал свертывать папиросу. — Что им здесь делать? Переночевали, перекусили и отправились, куда им было велено.
— А куда они пошли? — спросил мальчик разочарованно.
— Помогать вашим людям организовывать партизанские отряды в горах.
Йожо задумался.
Это, должно быть, отличный план, раз в нем все предусмотрено: туда передатчик, в другое место опытных борцов, которые могут дать совет. И все идет как по маслу.
Он никак не мог себе представить, как можно на таком расстоянии, в тылу врага руководить деятельностью стольких людей. Поэтому он спросил у Никиты:
— Каким образом ваши командиры, которые никогда у нас не были, знают обо всем и могут решить, что надо делать?
— Знаешь, твой вопрос не прост! — ответил Никита. — Ладно, расскажу тебе, но… — Он предостерегающе приложил указательный палец к губам, что означало: никому об этом ни звука!
— Да чтоб мне провалиться, если… — заверил мальчик.
— Вот так… Ты, возможно, знаешь, что много твоих земляков находится у нас.
— У вас? — вырвалось у Йожо невольно. Можно было не спрашивать, потому что в этот момент Йожо вспомнил разговор отца с матерью о брате Кароле.
— Да, — подтвердил Никита. — Они перешли к нам еще перед войной или сейчас на фронте. От них-то мы и узнаём многое. Но есть и другой путь. Представь себе цепочку людей, а в конце этой цепочки твой отец и я с моим передатчиком.
— Ну и глупый же я! — хлопнул Йожо себя по лбу. — Как все просто.
Да, теперь Йожо понял всё. Понял, что делает здесь Никита, почему он скрывается, какие сообщения передает и принимает.
— Мой передатчик не единственный… Но хватит, этого тебе знать не надо, — тут же добавил Никита.
Потом перевел разговор на другое. Спросил, улыбаясь:
— А что вам в школе говорят о войне?.. И о нас?
— Что говорят?.. — протянул Йожо, как будто размышляя. — Наш учитель Шимак о войне рассказывает мало. О вас, русских, он просто не может говорить: ведь в классе разные ученики, и такие, как Мишо Волавец… А о тех, с черепами на фуражках, он говорить не хочет. Но я знаю, что он их ненавидит. Однажды я помогал ему в кабинете географии. Из окна было видно, как по железной дороге проходил воинский эшелон. Он сказал: «Чтоб их черт побрал. Расползлись по всей стране».
— Ваш учитель, видать, человек хороший, — сказал Никита.
— Хороший, и мы все его любим, — кивнул Йожо. — Он и здесь бывает. Ты, наверное, его увидишь.
…Дня через два или три вечером во «Взрыве» стали собираться знакомые рабочие и люди из села. Йожо разглядел в полумраке отца Габо Ганзелика, кирпичника Кудельку, учителя Шимака и вахтера с кирпичного завода Грегору, у которого вместо левой руки был деревянный протез в черной рваной рукавице.
«Революционный национальный комитет собирается… Цепочка людей… Это и есть звенья той длинной цепочки, о которой говорил Никита», — думал мальчик.
Но больше никого из пришедших в тот вечер во «Взрыв» он не видел. Отец выставил его на кухню:
— Не подсматривай, сынок!
Значит, сегодня отец не хочет, чтобы сын вмешивался в его дела. Йожо волей-неволей пришлось уйти на кухню. Он сел на скамейку и стал учить уроки.
После тайной сходки во «Взрыве» несколько дней было тихо. Жизнь на недостроенном заводе текла по-старому. Никита передавал сообщения, принимал приказы и через Хорвата доводил их до сведения остальных.
Но все-таки что-то изменилось. Йожо не ходил в школу. Стояло жаркое лето. Начались каникулы. Мальчик думал, что отец отведет его на деревообделочную фабрику. Раньше он собирался так сделать. Но отец сказал: «Оставайся-ка ты дома! Не знаю, удастся ли тебе отдохнуть в эти каникулы. Времена теперь смутные… Маме помогай!..»
И мальчик помогал на кухне, как и все предыдущие годы. Каникулы у Йожо никогда не бывали совсем беззаботными, как, например, у Мишо Волавца. Тому даже завтрак горничная в постель приносила. По крайней мере перед одноклассниками Мишо этим хвастался, хотел, чтоб ему завидовали. Но дети не любили Мишо и не дружили с ним.
Рассказы Мишо о горничной и завтраке в постели даром не прошли. Габо Ганзелик спросил, похихикивая, как он только один умеет: может, горничная Жофа чешет ему пятки? Ребята громко расхохотались. Куда только девалась его важность! Всем пришлось по душе поражение избалованного сынка. С тех пор его стали упорно дразнить «Соломенной куклой». А Габо к этому добавил прозвище «Паршивая овца»…
Йожо и не надеялся лентяйничать все каникулы. В первый же день мать с облегчением сказала:
— Вот хорошо, что ты дома побудешь. Хоть поможешь мне немного.