Его большой день
Шрифт:
Побледнели звезды на небе, на востоке светлая полоска показалась, начало светать.
Жду я терпеливо, когда же «килип-килип» послышится. Ничего… Потом уже, над головой вальдшнепы пролетели. Тихонько так прошумели: «Кшш-квор-квор-квор-квор-ксс!» Но я даже голову им вслед не повернул, тетеревов ждал.
Вот и первое токование!
Замер я.
Через минуту снова слышу: «Килип-килип-килип…» Косач все чаще токует: «Килип-килип-килип-трркч!» Потом вошел в азарт и стал настойчиво повторять свою любовную песенку.
Между
Вдруг тетерка прилетела. Неподалеку от меня на кучу хвороста опустилась и давай косачу отвечать: «Квок-квок-квок!» А косач токует, старается, изо всех сил горло надсаживает.
«Э-э, — думаю, — ты там, братец мой, недолго выдержишь! Прилетишь сюда за ней ухаживать!»
А тут вместо косача две тетерки прилетели. Расхаживают по хворосту и изо всех сил квохчут.
Потом косач стих на время и громко захлопал крыльями.
«A-а, здравствуй, братец!» — обрадовался я, а сам сижу, дышать боюсь, прямо сросся с поленницей, слежу за косачом.
Он крылья опустил, раскрыл хвост веером, вокруг тетерок кружит. Те приветствуют его, еще громче и радостнее квохчут.
Тетерев то приближается, то отходит. Это был красивый, сильный косач. Токуя, он вытягивал шею, поднимал голову и, опустив крылья, чертил ими по земле. Красные «брови» над глазами ярко горели.
Тем временем солнце озарило занесенные снегом горные вершины, и они стали словно сахарные. Косач кружился около своих подружек уже довольно долго. А мне худо пришлось: надо было сидеть совсем неподвижно, затаив дыхание. Руки и ноги у меня затекли, ну просто деревянные стали.
«Лучше бы уж улетел», — подумал я. Но мне ни за что не хотелось спугивать его. Ведь тогда он на это место больше не вернется.
А черный красавец и не думал улетать. Он весело токовал, распушив перья, потом перелетать начал с расчистки на дрова, оттуда сиять на землю, на пень и снова на дрова…
Я сидел ни жив ни мертв и ждал, что будет.
Вдруг он, негодный, прямо на ту поленницу взлетел, где я притаился. Токование, шорох опущенных крыльев все ближе и ближе.
«Заметит… Теперь непременно заметит!» — думал я с замиранием сердца и даже пожалел, что на самом току устроился. И дернуло же меня тут сесть, можно было ведь и подальше укромное местечко найти.
Топ-топ-топ! — слышу я прямо над своей головой.
Кровь стынет в жилах, теперь только бы не шевельнуться, не вздохнуть громко!
И вдруг я почувствовал на голове тяжесть! Громкое низкое «килип-килип-килип» прямо над ухом звучит, как барабан.
Совсем я оцепенел. Сижу как пень.
А косач на моей голове топчется, с ноги на ногу переступает, вертится во все стороны. Я изо всех сил стараюсь голову прямо держать. Как бы не склонилась она под тяжестью птицы! Шея болеть начинает.
Хотите верьте, хотите нет, а мне совсем плохо пришлось. В носу еще, как назло, защекотало, того и гляди, чихну, а чихнуть — не приведи бог!.. Кажется мне, что этот черт чуть ли не целый час на моей голове танцует. Хорошо, я шляпу крепко нахлобучил, и она никак не могла соскользнуть с головы вместе с этим косачом.
Наконец-то! На душе сразу полегчало!
Покрасовался вдоволь косач на моей голове, повертелся так и эдак, отряхнулся и прочь по поленнице зашагал. Ох и легко же я вздохнул!
А солнце уже край расчистки обогревать начало. Тетерки одна за другой крыльями захлопали и к своим гнездам полетели. Только косач все еще по поленнице расхаживает. Сам уже молчит, а крыльями все чертит… Досыта нагулялся и с шумом взлетел. Я еще долго слышал, как он тяжело крыльями хлопает.
С каким облегчением перевел я дух! Затекшие руки и ноги стал разминать. Они совсем одеревенели, словно в них полчища мурашей поселились…
Дядя Богдан остановился, сдвинул шляпу на затылок и вытер нотный лоб.
— Ну как, понравилось вам? — спросил он.
Я только кивнул в ответ.
Мы еще немного передохнули и потом молча пошли по охотничьей тропе к горным вершинам.
13. Сражение в воздухе
На обратном пути я заметил на дуплистом стволе старого дуба большущего жука, почти с мой мизинец величиной. Жук был темно-коричневый, почти черный. Голову его украшал большой кривой рог. Это было в нем самое примечательное.
Дядя Богдан шел впереди и ничего не заметил. Я осторожно подошел к дубу и схватил жука. Он стал быстро перебирать в воздухе мохнатыми ножками, пытаясь вырваться на свободу.
— Дядя Богдан, поглядите-ка, какого жука я поймал! — окликнул я лесничего.
Я никак не думал, что ему так по душе придется моя находка. Лицо его просияло, как солнышко.
— Ого! Жук-носорог! Сколько я уже за ним гоняюсь, а вам посчастливилось. Замечательный экземпляр! Он займет почетное место в моей коллекции! — причмокнул он и осторожно положил жука в свою сумку.
Когда мы снова тронулись в путь, дядя Богдан сказал мне:
— Ну, коль вы такой удачливый, расскажу вам по пути еще одну историю с тетеревом.
Можете представить себе, как у меня от радости загорелись глаза. Хорошо, что я этого жука-носорога случайно увидел!
— Эта история произошла тоже на участке Петровского, — начал дядя Богдан новый рассказ о приключении. — Пошли мы с одним лесником в лес выяснить, много ли у нас тетеревов токует.
В старом ельнике было у них любимое место. Вот мы и направились туда. А там разделились, и каждый в свою сторону пошел. Встретимся, мол, после обхода в низинке у родника на вырубке.