Его большой день
Шрифт:
А самка ястреба все еще над вершинами елей кружила. Самец, чуть поменьше величиной, тоже парил высоко над лесом. Оба кричали жалобно и угрожающе.
Спустился я на землю, облюбовал еще одну ель между гнездом и моим укрытием. На ней-то я и решил укрепить свой фотоаппарат.
Лесник Якубец молча следил за мной, подавая то, что мне требовалось. Я измерил шагами расстояние между выбранной елью и той, где было сделано укрытие. Расстояние оказалось подходящим для моего аппарата: что-то около восьми метров.
И снова кошки впились зубьями в кору. Не сразу я нашел для
На этом приготовления были окончены.
Мы бесшумно отошли от гнезда. Только через несколько дней привыкнут ястребы к моему укрытию на соседней елке…
Я каждый день проходил по этим местам. То нарочно на сухую веточку наступлю, чтобы она громко хрустнула, то кашляну тихонько. Первые дни ястребиха при малейшем шуме с гнезда слетала и принималась кричать. Только на четвертый день она перестала обращать внимание на шум.
Следующее воскресенье выдалось отличное. Зяблики, синички, дрозды, дикие голуби заливались во весь голос. Настоящий лесной концерт. Порой к этому волшебному оркестру примешивался крик сойки.
Ранним утром мы с Якубцем были уже у ястребиною гнезда.
Мне удалось прикрепить фотоаппарат так осторожно, что даже самка в гнезде этого не заметила и не улетела. Но когда я уже спускался, кошка опять зацепилась за ветку. Ястребиха выпорхнула из гнезда.
«Все равно вернешься!» — крикнул я ей вслед и продолжал свое дело.
Влез я к своему укрытию, а сам в зубах держу шнурок, привязанный к спуску затвора.
Устроился я кое-как в своем убежище. Теперь и впрямь все было готово. Якубец нарочно ушел с шумом. Пусть ястребы думают, что поблизости живой души нет. Самка ястреба на яйцах сидела уже довольно долго, вот-вот птенцы вылупятся. Она проводила Якубца из леса веселым клекотом.
И необыкновенная охота началась.
Скоро ястребиха подлетела и довольная села на ближнюю ель. Она потряхивала длинным хвостом и тихонько клекотала. Через некоторое время перелетела к гнезду и села, нахохлившись, на яйца. А клювом их то и дело поправляла под собой.
Затаив дыхание я крепко держал в потной руке шнурок. Жду, а руки и ноги постепенно деревенеют.
Устроилась наконец ястребиха и перестала в гнезде возиться.
Затвор чуть слышно щелкнул…
Как можно скорее, насколько позволяли мне неуклюжие кошки, я поспешил спуститься и тут же подняться к аппарату, в котором таилась редкая добыча. Перепуганная, рассерженная птица со злобным криком взмыла в воздух.
После этого у ястребиного гнезда всю неделю царил полный покой.
В следующее воскресенье при первых лучах солнца мы снова были на месте.
С первого взгляда на подножие ели мы поняли, что не зря пришли. На хвое и в траве вокруг дерева валялось множество объедков: косточки, клочья шерсти, перья. В гнезде оказались два птенца, покрытые белым пухом. Таким же пухом было выстлано гнездо.
Кончил я приготовления, и Якубец ушел. Можно было начинать «охоту».
Самка клекотала высоко над нами. По небу, словно белые перины, плыли облака. Я все время опасался, что как раз в тот момент, когда нужно будет нажать затвор, солнышко спрячется. Да и ветер был посильнее, чем в прошлый раз, — дерево раскачивал так, что у меня замирало сердце.
Но я терпеливо выжидал подходящую минуту. Наконец через добрых полчаса прилетела ястребиха с растерзанным дроздом в когтях. Как только она сядет на край гнезда, тотчас же щелкнет затвор. Но птица опустилась на соседнее дерево и зорко поглядывала по сторонам. Должно быть заметив какое-то мое неосторожное движение, выпустила дрозда из когтей и снялась с места.
Выругался я в душе, но все-таки ждал. Время шло. Только через час решилась мать вернуться к своим детям. И опять принесла им пищу. Птенцы уже беспокойно вертелись, шейки вытягивали и тихонько попискивали.
«Теперь-то она уж непременно на гнездо сядет», — надеялся я, следя за матерью-ястребихой.
А она все-таки не села! Опустилась на соседнюю ель и огляделась по сторонам. Понимала уже, что откуда-то ей грозит опасность. Заметила она что или нет, только добычу выпустила и крыльями опять взмахнула.
Тут уж я вовсе разозлился. Руки и ноги у меня совсем затекли, начали болеть, ноги даже трястись стали.
Что делать? Ждать еще или слезть?
Решил я было спуститься, да, к счастью, еще помедлил. А что, как она сейчас прилетит и еду птенцам принесет? Ястребята все настойчивее кричали. Что сильнее окажется — страх или крик голодных птенцов?
И я продолжал сидеть. В конце концов уже ног своих не чуял. Рука, которой я держался за ель, совсем одеревенела. Но я все ждал и ждал. Вверх тормашками с дерева слечу или редкий снимок все-таки сделаю!
Ожиданию, казалось, конца не будет. Жду час, другой, может, третий, а то и больше.
А птицы нет как нет!
«Не уморит же она своих детенышей голодом!» — думаю.
Из деревни донесся бой часов. Значит, я торчу на дереве уже добрых три часа с половиной. Три с половиной часа торчать между небом и землей! И все ради одного снимка!
Ругаю себя старым дурнем, а сам все сижу. Даже тогда не спустился, когда ястребиный клекот вовсе стих. Мать о птенцах словно позабыла и улетела куда-то очень далеко.
Силы мои уже были на исходе. Но желание сделать необыкновенный снимок превозмогло все. Сжав зубы, держался я на дереве из последних сил.
Право же, я хорошо сделал, что не отказался от своей затеи, не ушел, выдержав столько времени. Вдруг совершенно бесшумно мать молнией упала на гнездо. Птенцы вырвали из ее когтей добычу, и тут же щелкнул затвор моего аппарата.