Его должница
Шрифт:
Глава 24. Алло…
Аня
Делаю глоток чая, приказывая себе держать лицо.
Надеюсь, что слой пудры хорошо скрывает следы моих ночных слез. Не хочу, чтобы Алексей их разглядел.
Я не помню сколько раз по кругу посмотрела историю в социальной сети Милы. Десять? Двадцать?
Это было просто отвратительно, но я не могла остановиться. Как дозу облучения, принимала пока не затошнит. Чтобы больше
Лицемерному. Извращенному. Циничному…
Мне потом ещё пол ночи снилось, как Алексея удовлетворяет та блондинка.
А если он говорил ей все тоже самое, что и мне?
Хочется, конечно, верить, что нет, но лапал не менее жадно.
— Этой ночью я не был с женщиной, — говорит Алексей на столько серьезно, что я тут же бы ему поверила, если бы не видела своими глазами.
— Ложь, — я веду бровью и делаю глубокий вдох. — Это недостойно даже для вас. Поэтому, не нужно ничего говорить. Уж тем более пытаться оправдаться.
— Да я клянусь тебе! — хлопает кулаком по столу Баринов и, сверкая глазами, вскакивает с места. — И не нужно так со мной разговаривать! А своей не в меру трепливой подружке можешь передать, что Макар никогда не будет с бабой, которую трогал кто-то из его знакомых или партнёров. Пусть теперь боится!
— Мила мне ничего не рассказывала! Не нужно ее трогать! — повышаю я голос ему в тон. — Но вы правильно поняли источник информации. Вот! — достаю из кармана шорт телефон, отрываю соцсеть и кладу перед Алексеем на стол. — Любуйся! — в порыве эмоции снова перехожу с ним на «ты» и отворачиваюсь, не в силах видеть это снова.
— Мля… — слышу тихое и сказанное «с чувством» за спиной. — Короче, Ань… — он подходит и крепко обнимает меня сзади за плечи, обжигая горячим дыханием шею. — Можешь не верить, но дальше того, что ты видела не было ничего.
— Мне это неинтересно, — отвечаю, сжимаясь, чтобы не зарыдать. — Идите, вы опоздаете на работу…
— Ань, — от впечатывает мою спину себе в грудь, — не надо так. Я первый раз в жизни прошу прощения у женщины за секс, которого не было.
— Так у вас опыт, — едко хмыкаю ему в ответ. — Конечно, пора разнообразить.
— Нет, — опасно понижает он голос. — У меня всегда было много женщин. И только с тобой я ощущаю эту чёртову потребность в верности. Не было никого. После тебя… — его губы жадно припадают к венке на моей шее и останавливаются, метя кожу. Жадно.
Какая же вы сволочь, Алексей Егорович!
Я закусываю губу до боли, чтобы даже не вздумать отвечать взаимностью на ласки Алексея. Если бы это было вежливо, то вообще закрыла бы уши, глаза и убежала, но сейчас я не в том положении.
— Хорошо, — киваю, чувствуя, что мои колени против воли становятся «мягкими», а дыхание сбивается, — я вам верю. Только отпустите меня сейчас, пожалуйста… — последнее слово
«Иначе,» — договариваю про себя, — «если я сейчас начну целовать в ответ, то просто перестану себя уважать.»
— Да, конечно… — Баринов действительно разжимает пальцы и отходит от меня. — Ты хотела к родным съездить… — покупает он меня на запрещённый приём, но я ведусь.
Разворачиваюсь и, не скрывая того, что он попал в то, что меня волнует, отвечаю.
— Да. Я очень сильно хочу!
Алексей кладёт в рот ложку каши и что-то делает в своём телефоне.
Мой вздрагивает сообщением.
— Я прислал тебе номер Глеба. Он отвечает за безопасность. В том числе и твою. Поэтому, как договоришься с бабушкой, напиши ему время, он пришлёт машину.
— Спасибо, — говорю с чувством.
— И ещё, — он доедает завтрак и отставляет от себя тарелку. — Я оставлю тебе карточку. На ней будет сумма для ежемесячных расходов. Можешь не экономить. Об особенно крупных покупках будем говорить отдельно.
— Это каких? — не понимаю я.
— Шубы, украшения, косметические процедуры… — жмёт плечами Алексей и встаёт из-за стола. — Что там у вас женщин бывает…
— Мне ничего этого не нужно, — качаю отрицательно головой и иду за ним.
Перед тем как надеть обувь он подаёт мне конверт с картой
— Разберёшься?
— Да, — отзываюсь, — спасибо.
Опускаю глаза в пол и боюсь, что Алексей попросит поцелуй. Но ещё больше боюсь, что не попросит… Господи! Да что со мной?!
Дверь хлопает.
Я вздрагиваю от этого звука и обхватываю себя за плечи, потому что становится зябко.
Возвращаюсь на кухню, запихиваю в себя несколько ложек каши, убираю посуду и начинаю заниматься домашни делами.
Бабушке до большой перемены звонить нет никакого смысла, поэтому я переглаживаю все рубашки и футболки Алексея, привожу в порядок и раскладываю свои новые вещи, а потом прихватываю из сумки помаду и иду в спальню Баринова.
Разбираю его корзину с грязным бельём, по запаху женских духов определяю вчерашнюю рубашку из клуба и смачно разрисовываю ее помадой.
Пока я вершу возмездие, мне становится легче. Я даже практически прощаю Алексея, но эйфория торжества проходит, и через секунду я уже смотрю на своё творение с ужасом.
Он меня убьёт, если узнает.
Ну а чего он узнает? Забираю рубашку и уношу с остальными вещами в стирку. Машинка все отстирает.
Но через час я обнаруживаю, что мои художества, достойные своей экспрессией по меньшей мере Третьяковки, никуда не делись. И судорожно лезу в интернет, чтобы найти способ избавления от пятен.
Первым в списке идёт моющее средство для посуды. Я оказываюсь практически по самые локти в пене, пока пытаюсь вымыть его из ткани, но пятна так и остаются на месте.