Эго и Архетип
Шрифт:
Иов верит в свою невиновность и праведность и поэтому не осознает свою тень. Чтобы компенсировать односторонность сознательной установки Иова по отношению к чистоте и праведности, его собеседники постоянно говорят о злобе и пороке. Иов смутно сознает, что переживания Иова заставляют его чувствовать себя отвратительным и грязным. В один из таких моментов он восклицает:
Разве я море или морское чудовище,
Что Ты поставил надо мною стражу?
и далее:
Хотя бы я омылся и снежною водою
И
То и тогда Ты погрузишь меня в грязь,
И возгнушаются мною одежды мои.15
В одном месте он все-таки признает прошлые грехи:
Не сорванный ли листок Ты сокрушаешь,
И не сухую ли соломинку преследуешь?
Ибо ты пишешь на меня горькое,
И вменяешь мне грехи юности моей...
Иов не говорит, какие грехи он совершил в юности своей, и теперь, очевидно, не считает себя виновным за них. Прошлые грехи представляют собой вытесненные содержания, которые Иов не хочет осознать, поскольку они противоречат его представлению о своей праведности. Уверенность Иова в своей праведности ясно обнаруживается в главах 29 и 30:
О, если бы я был, как в прежние дни...
Когда я выходил к воротам города,
И на площади ставил седалище свое,—
Юноши, увидев меня, прятались,
А старцы вставали и стояли;
Князья удерживались от речи,
И персты полагали на уста свои;
Голос знатных умолкал,
И язык их прилипал к гортани.
Внимали мне, и ожидали,
И безмолвствовали при совете моем...
Я назначал им, и сидел во главе,
Как царь в кругу воинов.
"А ныне смеются надо мною
Младшие меня летами,
Те, которых отцов я не согласился бы
Поместить со псами стад моих".
Пренебрежительное отношение Иова к тем, кто стоит на более низком уровне умственного развития, вероятно, относится к числу "грехов юности его" и указывает на наличие инфляции эго, которое проецирует на других слабую, теневую сторону. Процесс индивидуации требует, чтобы он осознанно признал и ассимилировал свою теневую, низшую сторону.
В целом испытания должны привести Иова к переживанию смерти и воз рождения. Тем не менее, посреди стенаний он остается однажды рожденным человеком. В следующем фрагменте он обнаруживает свое невежестве относительно состояния дважды рожденности:
Для дерева есть надежда, что оно,
Если и будет срублено, снова оживет,
И отрасли от него выходить не перестанут.
Если и устарел в земле корень его,
И пень его замер в пыли,
Но, лишь почуяло воду,
Оно дает отпрыски и пускает ветви,
Как бы вновь посаженное.
А человек умирает и распадается;
Отошел, и где он?
Уходят воды из озера,
И река иссякает и высыхает:
Так человек ляжет и не встанет;
До скончания неба он не пробудится,
И не воспрянет от сна своего.
В дальнейшем диалоге между Иовом и его собеседниками отражаются как глубокие истины, так и традиционные, банальные мнения. Вообще говоря, Иову рекомендуют возвратиться к традиционным, ортодоксальным взглядам. Ему говорят, что он должен смиренно принимать кару Божью, не вопрошая и не стараясь понять ее. Иными словами, ему советуют принести в жертву свой интеллект, вести себя так, словно он менее сознателен, чем есть в действительности. Такая форма поведения отражает регрессию, которую он, собственно говоря, и отвергает. Вместо этого он протестует против Бога, говоря: "Если ты добрый и любящий отец, отчего Ты не ведешь себя подобающим образом?" Вне сомнения, вступая дерзновенно в спор с Богом, Иов действует в состоянии инфляции, но из контекста ясно, что этот акт отражает необходимую, контролируемую инфляцию. Такая инфляция необходима для встречи с Богом. Инфляция имела бы губительные последствия, если бы Иов по совету жены своей проклял Бога и умер. Но Иов избегает обеих крайностей. Он не приносит в жертву достигнутый уровень сознательности, но и не проклинает Бога. Он упорствует в своем вопрошании о смысле своих испытаний, пока не узнает, за что он наказан.
Разумеется, мышление Иова в категориях наказания свидетельствует о незрелости его отношения к Богу, ограниченности рамками отношений между родителем и ребенком. Это одна из установок, от которых его освобождает встреча с божеством. Но самым существенным представляется упорное стремление Иова постичь смысл своего опыта. Он смело бросает вызов
Богу, говоря: удали от меня руку Твою,
Ужас твой да не потрясает меня.
Тогда зови, и я буду отвечать,
Или буду говорить я, а Ты отвечай мне.
В главе 32 наступает перемена. Три собеседника Иова закончили свои речи, и теперь мы знакомимся с четвертым, ранее не упоминавшимся лицом, по имени Елиуй. Он утверждает, что воздерживался от участия в беседе, потому что молод годами. Здесь затрагиваются темы "3" и "4", на которые обращает внимание Юнг. Если Елиуя рассматривать как четвертую, ранее отсутствовавшую функцию, тогда происходит окончательная констелляция всей совокупности психологических факторов Иова. Это толкование соответствует характеру речи Елиуя, которая, во многом предвещая появление Иеговы, отражает многие из тех идей, которые Иегова выразил с большей силой. Особое внимание следует обратить на замечания, высказанные Елиуем по поводу снов: