Его кексик
Шрифт:
Париж был восхитителен. Изумительно прекрасен. Но… он был так далеко от дома... Райан изо всех сил старался меня развлечь, но, несмотря на это, большую часть дня я чувствовала себя не в своей тарелке.
Мы шли по травяной дорожке вдоль оживленной узкой улочки с множеством магазинов. Райан — в белой рубашке с закатанными по локоть рукавами — выглядел, как обычно, потрясающе. Но стоило нам завернуть за угол, и я замерла на месте.
За большим столом, установленным под двумя раскидистыми деревьями, сидели те, кто напоминал мне о доме: Уильям, Хейли, Брюс, Наташа,
— Ух ты, — потрясенно выдохнула я. — Твоих рук дело?
Райан, слегка ухмыльнувшись, пожал плечами.
— Зависит от твоего настроения. Ты счастлива?
— Да! — весело рассмеялась я.
— Ладно, тогда это был я. Ты что творишь, Уильям? — возмутился Райан, заметив, как тот, наложив себе еды, начал жевать. — Я собирался произнести небольшую речь.
Все дружно застонали.
Мы с Райаном — без лишних церемоний и неловких пауз — заняли свои места за столом, словно только что вышли из кухни, а не бродили по раскинувшемуся в центре Парижа парку. Я уселась между Лилит и Райаном. Как только мы сели, все дружно принялись заполнять свои тарелки.
Вся еда в основном находилась в контейнерах. Помимо основного блюда Дня Благодарения, индейки под клюквенным соусом, стол украшали некоторые детали французской кухни: багеты и круассаны.
— Ты серьезно хотел толкнуть речь? — тихонько спросила я у Райана.
— Нет, и еще раз нет, — чересчур поспешно ответил он, и мне показалось, что его щеки слегка покраснели.
Я легонько толкнула его локтем.
— Небось собирался говорить о паломниках?
— Продолжай меня дразнить, и сегодня вечером в постели вместо запланированного мной заключительного сюрприза Дня Благодарения я заставлю тебя прослушать обстоятельный доклад о том, кому и как они поклоняются.
Нервно хихикнув, я окинула беглым взглядом сидевших за столом. К моему облегчению все по-прежнему были увлечены беседой и любовались, не обращая на нас ни малейшего внимания, местным пейзажем.
— И что же это, если не секрет?
— Ну, например, церемония фарширования индейки после наступления темноты.
— Вместо ночного перекуса?
— Нет, сначала я провозглашу тебя индейкой, а затем обеспечу бурный секс. Индейка нафарширована. Всем спасибо. Бадабинг, бадабум (прим. суть этого выражения – цель была достигнута без каких-либо затруднений).
— Во-первых, больше никогда не говори «бадабинг, бадабум», или я добьюсь твоей депортации. А во-вторых, если ты еще раз назовешь меня индюшкой, тебя ожидает полный облом.
Подцепив с подноса из фольги политую медом морковку, Райан сунул ее в рот.
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, индюшка.
Наступив ему на ногу, я слегка придавила ее, а он лишь самодовольно ухмыльнулся.
— Итак, — неожиданно заговорила Лилит. — Теперь, когда вы двое закончили обсуждать предстоящую бурную ночь, может, ты поздороваешься с подругой, которую не видела целую вечность? Или так и будешь меня игнорировать?
Обняв Лилит одной рукой, я чмокнула ее в макушку.
— Фу, — скривилась она. — Я не просила меня слюнявить.
— Что ж,
— Да уж. Ну, я тоже рада, что твой самолет не разбился и все такое.
— Каково это работать на Валери Пургот? — поинтересовалась Наташа.
Она сидела рядом с Брюсом, и казалось, что эту парочку интересуют лишь окрестности. Я также заметила, что у Брюса на тарелке лежит банан, хотя я понятия не имела, как тот мог оказаться среди еды на День Благодарения.
— Нелегко, и все же потрясающе, — ответила я. — Валери неисправимый трудоголик и жуткий перфекционист (прим. стремление к абсолютному идеалу в сочетании с неспособностью даже в мелочах признать за собой «право на ошибку»), прекрасно разбирающийся в коммерческой стороне искусства. В ней невероятным образом уживается способность целиком отдаваться живописи, но при этом не забывать о хлебе насущном.
— Так вот чем ты добываешь хлеб свой насущный, — встряла в разговор Грэмми. — Обольщением. Силой вагины. Подавлением мужской воли к сопротивлению. Преодолением его…
— Грэмми, думаю, этого вполне достаточно, — мягко оборвала ее Хейли. — Это День Благодарения, а не коммунистический митинг.
Уильям, выпучив глаза от восторга, протянул ей сжатую в кулак руку, чтобы Хейли стукнула его своим маленьким кулачком. И та сделала это очень нежно. Грэмми, бросив на нее косой взгляд, с явным возмущением оторвала от индюшачьей ножки внушительный кусок.
— Ладно, — проворчала она с набитым ртом. — Можешь сколько угодно отрицать силу женской щели, что у нее меж ног. А вот для меня это не пустой звук.
Уильям склонил голову набок.
— Что-то я сомневаюсь, что ты должным образом продумала это заявление.
Сидящая напротив Грэмми направила на него вилку.
— А я вот сомневаюсь, что тебе хочется получить пендель за то, что ты во мне усомнился. Я права, мой мальчик?
— Ты дерешься грязно, а я сейчас пьян. Позволив тебе победить, я поступил по-джентльменски.
— Киска, — криво ухмыльнулась Грэмми, а Уильям в ответ сверкнул глазами.
Остаток ужина прошел без досадных инцидентов. Если, конечно, не считать незначительной ссоры между Уильямом и Грэмми и глумливого словесного поединка между Брюсом и Уильямом. Впервые с момента моего приезда в Париж я не была поглощена уникальнейшими видами города и своими эстетическими переживаниями. Отключив свой разум от окружающей среды, я настроилась на хорошо знакомые мне голоса людей, которых я давно причислила к своей семье.
Я ощущала себя так, как будто я снова дома.
* * *
Спустя несколько часов после прощаний и пожеланий всем благополучно добраться до дома мы с Райаном наконец-то остались одни в своей квартире.
Я все никак не могла поверить, что эти ребята прилетели в Париж лишь для того, чтобы поужинать с нами в День Благодарения. Но потом вспомнила, что у Брюса с Уильямом наверняка есть частный самолет, и вряд ли их финансы пострадали из-за расходов на подобную «прогулку».