Его Муза. Часть 1
Шрифт:
Ну и что, что он знаменит? Ну и что, что он чертовски хорош?
Глава 2
Вместе с толпой любителей литературы нашего колледжа мы оказываемся в холле, где организован фуршет. Руби оказалась права. Солгав, что я девственница, она сделала меня популярной. Я никогда не получала столько предложений составить компанию. Отклонив их все, я взяла бокал с вином и подошла к столу с закусками.
Я выбрала смои любимые канапе — кусочки сыра с соленьями (помидоры-черри, корнишоны, кусочки сельдерея). Они напоминают мне
— Почему вы не аплодировали? — Его зеленые глаза впились в мое лицо.
Он застиг меня врасплох этим вопросом, не говоря уже о его взгляде и близости. Я быстро отвела глаза в сторону и снова сосредоточилась на корнишонах, чувствуя, как моя спина становится влажной от волнения. Я не ожидала этого. Не зная как реагировать, просто пожала плечами:
— Не думала, что вы заметите.
— Конечно, заметил. Я же писатель. — Он продолжил внимательно смотреть на меня.
Я стараюсь собраться с мыслями.
— Кого беспокоит одна нехлопающая рука, когда аплодируют сотни рук?
— Две руки, — поправляет он. — Меня заботит. — И он со злостью откусывает морковь.
Я немного отодвигаюсь от него. Его близость мешает мне мыслить ясно. Но он снова приближается, взяв канапе с сельдереем.
— Это действительно было так ужасно? — Его тон становится мягче.
Я сбита с толку. Ему интересно, что я думаю? Почти сто человек аплодировали ему, почему бы не поговорить с ними?
Его взгляд становится спокойнее, а поза менее напряженной. Он ждет моего ответа. Похоже, ему действительно небезразлично мое мнение.
— В какой-то степени я нашла ваше произведение интересным и проницательным.
— В какой-то степени? — повторяет он.
Я вздыхаю и выкладывая всю правду:
— На самом деле я пришла сюда с подругой. Это она помешана на литературе и писателях. Мне же литература не интересна.
— Вы не должны говорить об этом вслух. Это звучит глупо.
Я поднимаю брови. Да неужели? Он считает меня глупой?
— По крайней мере, в отличие от этой толпы, я не льщу вам.
Он рассмеялся, его явно позабавили мои слова.
— Разве вы не знаете, что мы, писатели, зависим от подхалимов и девственных принципов?
Я хмурюсь и накалываю на зубочистку перец с оливкой.
— Это в продолжение темы девственности, о которой говорила девушка, сидящая рядом с вами, — продолжил он.
— Моя подруга ошиблась.
— В том, что ты девственница или художник?
Мои плечи напряглись.
— Вы ясно дали понять, что для вас эти две вещи несовместимы.
— Значит, вы оскорблены тем, что все говорят о «трахе»? — Он наклоняется ко мне и продолжает шепотом. — Это был спектакль. Я играл
Я в недоумении.
— Зачем играть? Почему нельзя быть просто собой? — шепчу я. От его голоса по моей коже бежит тепло, исходящее от него. Мы стоим так близко, что со стороны, должно быть, кажется, будто мы делимся страшной тайной.
— Если вы задаете этот вопрос, значит, должны знать на него ответ.
Я пытаюсь придумать, что сказать, но как назло ничего не приходит в голову. Он стоит рядом и смотрит на меня. Мой взгляд падает на его губы, и я не могу оторваться от них. Когда я снова поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом, он признается мне еле слышно:
— Так легче жить.
Он отходит от меня, стряхивая невидимые пылинки со своего пиджака. Оглянувшись, он замечает, что не вызывает особого интереса, и возвращается ко мне.
Я все еще пытаюсь осмыслить его слова и понять, почему так реагирую на его близость.
— Вы хотите выбраться отсюда? — спрашивает он с видом заговорщика.
— Да!
Я сейчас с удовольствием бы смешивала краски в студии, а не тратила время здесь. Он с дерзкой улыбкой на губах смотрит на меня, удивившись моему энтузиазму, и тут меня осенило…
— О… Вы имеете ввиду… вместе? — я нервно смеюсь.
Он сужает глаза, улыбка исчезла.
—Вы не можете уйти, ведь вам еще нужно раздать автографы.
Логан медленно тянется к вину. Неужели я задела его эго?
— Я думал, вы сможете спасти меня от себя самого, — бормочет он.
Между нами возникает неловкая пауза. Затем он берет корнишон, подносит его ко рту и некоторое время изучает его:
— Знаете, что я думаю о корнишонах? Одни — твердые и большие — напоминают мне член, другие — маленькие и мягкие — набухший клитор. — Он подмигивает мне, скользит по огурцу языком, сосет его и глотает.
На мгновение я теряю дар речи. Не уверена, что кто-то может спасти этого парня от себя самого, но меня ему не запугать.
— Вы можете сексуализировать все овощи или это распространяется только на маринованные огурцы? – произнося это, я тянусь за морковкой.
— Зачем останавливаться на овощах? — Помидор-черри отправляется в его рот.
Он пытается поймать мой взгляд, но я закатываю глаза:
— О, пожалуйста, прошу вас…
— Мне нравится, как это звучит. Я, наверное, сделал бы что угодно, чтобы еще раз услышать это.
Я поперхнулась морковкой.
— Вы девственница? — Логан пристально смотрит на меня.
— А вы? — я встречаюсь с ним взглядом
От смеха в его бокале появляются пузырьки. Я ухмыляюсь и добавляю:
— Насколько мне известно, люди, которые много говорят о сексе, на деле им не занимаются.
Я ставлю пустой бокал на стол. Он задумчиво гладит свой подбородок.
— Теоретически, скорее всего, вы правы, но мой случай — исключение из правил.
Я приподнимаю брови. Неужели он хочет произвести на меня впечатление? Его горячие взгляды и его известность могут соблазнить кого угодно, но сейчас просто разыгралась моя фантазия от выпитого вина.