Его проклятая Любовь
Шрифт:
Оказывается, девочка тоже умеет шутить. Только шутку ее я не понял. Причем тут…
— Твою зэ мать! — это я опустил взгляд на мои серые треники, которые были полностью измазаны чем-то липким и гадким. Скривив губы, коснулся пальцем к этой противной субстанции с очень липкой консистенцией. — Фу… — меня чуть не стошнило. — Я дазэ представить боюсь, сто это за хадость счас на мне.
Девушка хихикнула, а я опять улыбнулся ей в ответ. И что вы думаете? Губы снова адски разболелись, и я машинально коснулся их своей рукой. Чтоб его, рукой, которой
— Церт! — завопил я. По телу пробежалась дрожь, и я с огромным трудом сдерживал свои рвотные позывы. Потому что не дай Бог сейчас еще желудочным соком обжечь и без того поврежденную кожу. — Люба! Вытли это немедленно! Фу… Я счас подохну от этой отравы… — Встал напротив нее, истерически размахивая пальцем и требуя мне помочь.
— Да не переживайте, Макар. Вот дядя Сева Беззубый вполне себе нормально выглядит…
— Ага, нолмально. Ты думаесъ, ему зля дали кликуху Беззубый. Питается всякой гадостью, вот и потелял где-то все свои зубы. Я без одного вот нолмально лазговаливать не могу. Люба!!!! — девушка закатила глаза, продолжая улыбаться.
— Ну ладно! — она натянула рукав огромного отцовского халата на свой кулак и аккуратно, стараясь не делать мне больно, коснулась махровой тканью моих губ.
Я сглотнул… Потому что словно завороженный следил за каждым ее движением, как наркотик впитывал каждое ее прикосновение. Что за фигня? Меня пугало то, какими глазами я смотрел на Любу. Почему-то она начинала мне нравиться, и я делал все, чтобы убедить себя самого, что все это бред.
— Ай, больно зэ. Никакой незности в твоих луках, Люба. Словно халат не махловый, а иголковый! — врал и визжал я, отчего Люба стала действовать еще медленнее и аккуратнее. Чувствовал себя болваном… Но в то же время мне было так приятно, что кто-то обо мне «заботится».
— Макар, если бы Вы молчали, то Вам бы не было так больно.
— Так завуалилованно мне еще ни лазу не говолили заткнуться. — Обиделся я, а Люба закатила глаза.
— Все готово. Остатки можете слизать, уверена, от такой маленькой дозы «отравы», — слово взяла в воздушные кавычки, — с Вами ничего плохого не случится, а Ваши зубы не пострадают.
— А мозэт лучше ты, а? Своим остлым язычком? Как там говолят: поцелуй — сладкий нектал. Заодно и наколмишь! — высунул я язык, чтобы показать свою обиду.
— Уже не нужно, Вы сами… — высунула язык Люба в ответ. А до меня дошло, что я реально уже облизал свои губы. — Ммммм, а ничего так… — снова лизнул губы. — Казэтся, йогулт… Тоцьно йогулт, клубничный.
— Ой, Макар… Вам все бы только шуточки шутить. — Обиженно фыркнула девушка, направившись вперед. Я шел следом, напевая, как мог, знакомые из детства песенки.
Почему-то мне было весело. Так, что я даже стал сомневаться, действительно ли это был йогурт.
— В юном месяце аплеле, в сталом палке тает снег, и веселые кацели нацинают свой лазбег…
— Ну хватит, Макар! — Люба прижимала ладони к ушам. — Вы сейчас всех жителей города разбудите.
— Да
— Макар? — Люба вдруг остановилась, как-то подозрительно уставившись на меня.
— Сто? — не понимал я ее настороженного взгляда.
— А у Вас случайно нет аллергии на лактозу? — озадаченно моргала ресницами, уверен, еле-еле сдерживая смех.
— Нет, только на арахис. А что ты вдруг спрашиваешь? — не понимал я.
— Нууууу, — Люба закусила губу, отводя взгляд в сторону.
Наконец, я догадался ощупать свое лицо руками. Твою ж мать!
Мои щеки отекли настолько, что наощупь я себе казался точно воздушным шаром. Казалось, проткни я кожу иголкой, так она лопнет с громким хлопком. Кожа была горячей и неприятно зудела.
— Фсе настолко плохо? — спросил я у Любы, понимая при этом, что моя речь становится еще более несвязной. Губы, чтоб их, тоже раздуло, и теперь я был похож не просто на жопу шимпанзе, а на огромную жопу шимпанзе.
Впрочем, в этом я убедился, опять посмотрев в зеркало заднего вида первой попавшейся машины. Было и смешно, и грустно… Как оказалось, мои веки тоже раздуло. Мое лицо, вообще, увеличилось раза в два. Единственным не видоизмененным органом был мой нос, и то он буквально заплывал щеками. Не знаю, мне было трудно дышать из-за этого или из-за того, что отекли слизистые оболочки.
Это реально черная полоса какая-то…Вот какова вероятность, что в мусорном баке окажется именно продукт из арахиса? Да она просто мизерная, чтоб его… Но как ни странно, я вляпался именно в то, на что у меня аллергия.
Но, как говорится, каждая черная полоса рано или поздно закончится. А я еще люблю говорить, что под любой черной полосой всегда есть белый лист бумаги, и об этом нужно обязательно помнить…
Вот и теперь мне показалось, что белая полоса вот-вот наступит. Но проблема в том, что только показалось. Видимо, свет просто слишком ярко бил в глаза.
— Люба, посмотли внимательно, как называется улица? — предложил я ей, потому что у самого зрение было ни к черту, потому что сквозь тоненькую полосочку между распухшими веками я с трудом мог разглядеть очертания окружающих предметов.
— Сейчас, одну секунду! — девушка подошла к одному из домов и прочитала, что на нем пишет. — Улица Бехтерева дом 9.
Мне хотелось выкрикнуть от радости! Потому что название улицы мне было не просто знакомым, а очень знакомым, — где-то здесь жил Димка. Я осмотрелся по сторонам, пытаясь сообразить, в какую сторону нам идти теперь.
— Люба, исчи номел дома 19! — приказал я ей, понимая, что сам вряд ли смогу сориентироваться, ведь видел в тот момент примерно на 50 %.
Мы еще минут 20 бродили по улице, пытаясь найти нужное здание. Был бы у нас навигатор, мы справились бы намного быстрее. Я вообще не понимаю, как люди раньше жили без этого незаменимого изобретения.