Его сильные руки
Шрифт:
– Люди говорят, что я копия своего отца, – охотно ответил он. – В молодости он слыл большим проказником, но теперь, к несчастью, позволил себе отойти от модных веяний. – Люсьен сделал паузу, чтобы поправить кружевной манжет, зацепившийся за одну из многочисленных цепочек для часов. – Он много работает и редко развлекается. А в остальном мы, как говорят американцы, сделаны из одного теста. – Делакруа снисходительно усмехнулся. – У американцев столько оригинальных выражений!
– Я ничего не знаю об этом. – Энни выводило из себя то превосходство, с которым держался Делакруа, но она заставила себя сохранить улыбку на лице. – Я знаю многих американцев
Делакруа едва заметно поежился и поднял руку в знак того, что готов уступить. Насмешливо-извиняющаяся улыбка коснулась уголков его губ.
– Умоляю вас, остановитесь, мадемуазель Уэстон. Вы вынуждаете такого лентяя, как я, сгорать со стыда. Должен признать, что американцы очень уж деятельны. Один лишь разговор с ними для меня подчас утомителен.
– Я знаю, что в Новом Орлеане существует строгое разграничение креольской культуры и того, что называют культурой американской. Но ведь вы все американцы, не так ли, мистер Делакруа? Ведь вы лично воспринимаете себя в равной степени креолом и американцем?
Делакруа стряхнул с рукава муху изящным взмахом руки и ответил с нарочитой медлительностью:
– Вовсе нет, мадемуазель. Но стоит ли обсуждать такую малоинтересную тему? В конце концов, никто из нас двоих американцем не является. Значит, нас это не касается, – улыбнулся он и снова поцеловал ей руку. – Я никогда не встречал американку, которая была бы хотя бы приблизительно так красива, как вы, мадемуазель. Ваши волосы так восхитительно сияют на солнце!
Энни поспешно отняла руку, испугавшись легкой дрожи, которая пробежала по ее пальцам от этого поцелуя. Неужели этот человек ни минуты не может оставаться серьезным? Нет, она все же заставит его говорить о серьезных вещах.
– Скажите, мистер Делакруа, а чем вы занимаетесь?
– О, я очень занятой человек, – усмехнулся он. – Как раз сейчас мои услуги пользуются большим спросом.
Энни кашлянула, будучи не в силах поверить, что он отважится на такие откровенные намеки при всех.
– Э-э… ваши услуги? Какие именно?
– Разные, ma petite. [2] – Он широко улыбнулся, радуясь, что смутил ее. – Для того чтобы прояснить некоторые вещи, должен заметить, что я являюсь наследником плантации сахарного тростника Бокаж, что в окрестностях Нового Орлеана.
2
моя маленькая (фр.).
– Так, значит, вы…
– Не делаю ничего. – Он беспечно пожал плечами. – А чем там заниматься?
Энни узнала в Люсьене Делакруа такого же бездельника, проживающего наследство, ничего не желающего, ничем серьезным не интересующегося, с какими сотни раз сталкивалась в Лондоне.
– Вы считаете, что управление плантацией не требует труда?
– Разумеется, я так не считаю. Мой отец трудится на ней с утра до ночи.
И даже это было преувеличением. Энни понимала, что у его отца сотни рабов, которые и выполняют всю работу в поместье.
Делакруа пристально смотрел на нее, словно хотел угадать ее мысли. Для такого поверхностного человека желание странное, но следующая его фраза поразила Энни своей проницательностью:
– Ага, теперь я нашел сходство между вами и вашей тетей! Оно сразу и не заметно. В вашей груди тоже бьется нежное сердце аболиционистки. Вы считаете, что владельцы плантаций занимаются
Он предполагал в ней достаточную самонадеянность, чтобы, будучи иностранкой, ни разу не ступавшей на эту землю, осудить здешний образ жизни. Однако Энни повидала достаточно, чтобы иметь право на свое мнение, и не нуждалась ни в чьем снисхождении. И все же она воздержалась от ответа.
– Вам не нравится пустая болтовня, мадемуазель? – осведомился Делакруа саркастически. – Вы отказываетесь поддерживать беседу, если вам не удается сразу же проникнуть в самую суть вещей. – Он ослепительно улыбнулся, и Энни почувствовала, как участился у нее пульс. Она постаралась внушить себе, что он просто обаятельный пустомеля, и сердце стало биться ровнее.
– Она похожа на меня, Делакруа, – гордо заявила Кэтрин. – Никакой сладкоречивости!
– Понятно, – сардонически кивнул он. – Это, конечно, обворожительно. Хотя я предпочитаю просто поболтать. Только ради того, чтобы закрыть эту не очень удачную тему для беседы, хочу заметить, мадемуазель Уэстон, что мои фамильные корни восходят к первым французским поселенцам, которые появились здесь задолго до испанцев и американцев. Делакруа – почтенная католическая креольская семья, а наше поместье Бокаж – одно из крупнейших в стране. Как вы считаете, могу ли я при этом придерживаться других взглядов, чем те, которые только что выразил?
– Вы правы, – уверенно отозвалась Энни. – Мне не следовало рассчитывать ни на что другое. Если вы искренне относитесь к этой проблеме иначе, чем я, это ваше дело.
– Я надеюсь, что мы найдем множество других точек соприкосновения, мадемуазель, – сказал Делакруа.
Энни пожала плечами, выражая неуверенность. Судя по тому, что в ответ на этот жест в его взгляде промелькнула заинтересованность, он, видимо, расценил равнодушие собеседницы как призыв к действию. Значит, он снова примется надоедать ей комплиментами и флиртовать, чем вызовет лишь раздражение и отвращение. Ну почему ей так не везет? Почему первый красивый мужчина, которого она встретила в Америке, должен был оказаться точно таким же, как те, от которых она бежала из Англии?
– Однако я заболтался с вами, – сказал он вдруг, опустив руку в беспомощном жесте. Руки у него были красивые – сильные, мускулистые, деятельные, – они странно не подходили этому, казалось бы, никчемному человеку. – Прошу прощения, но на борт поднялся человек, с которым мне необходимо поговорить. – Он быстро оглянулся и снова обратился к Энни: – Позвольте на прощание один совет, мадемуазель. – Не обращая внимания на неодобрительный взгляд Реджи, Люсьен склонился к самому ее уху, и его дыхание опалило ей щеку. – У вас губы как у ангела. Нежные, как облака, влажные, как утренняя роса. Не стоит сжимать их так плотно, как старая дева – колени. Они созданы не для презрительной усмешки, а для поцелуев.
Энни охватила волна противоречивых чувств. Она была возмущена его нахальным флиртом – да еще в присутствии ее родственников! – и в то же время очарована поэтическим описанием ее губ. Она едва не прикоснулась к ним рукой, чтобы убедиться в том, что они действительно так нежны, как говорит Делакруа.
Он же обратился к остальным гораздо менее доверительным тоном:
– Счастлив был повидаться с вами, мадам Гриммс. Рад знакомству, месье Уэстон. Надеюсь, что мы скоро снова встретимся. – Он галантно раскланялся и направился поприветствовать нового пассажира – мистера Бодена.