Его тайная одержимость
Шрифт:
— Верно. Впереди поезжай. А то тебя вечно укачивает.
— Ничего меня не укачивает. Всего-то раз попросила остановить, пока сюда ехали, — ворчу, но все же поддаюсь рукам Ромы, которые бережно прихватывают меня за талию, помогая забраться в высокую машину, которая начинает казаться смутно знакомой.
Еще до того, как успеваю вспомнить, что здесь произошло, чувствую, как лицо гореть начинает.
О нет… Это ведь не та самая машина? Хоть бы нет! Он же ее не из-за меня отказывается менять?
Рома захлопывает мою дверь и направляется
Мои пальцы стискивают упругое сиденье, пробуждая забытые воспоминания, а под подушечками проскальзывают бороздки на гладкой коже обивки. Те самые, что когда-то тут оставили мои ногти…
Вздрагиваю, когда хлопает водительская дверь, и поднимаю растерянный взгляд на Рому.
Он смотрит на меня. На мои руки, что все еще не могут отпустить чертово предательское кресло. И снова мне в глаза.
— Люблю я этот внедорожник, — будто бы невзначай бросает Рома, словно в продолжение их с Галей разговора.
А у меня в груди снова гореть начинает.
Все эти чертовы пирожки, внедорожники и прочая дребедень мне мозги пудрят! Он же не мне! Посмотрите-ка, какой любвеобильный. Всему подряд в любви признается.
— Чего бы его не любить, — ворчит папа. — Хорошая добротная машина. Галка совсем избаловалась!
Рома тянется к моему ремню безопасности, оказываясь на какое-то мимолетное мгновение слишком близко ко мне, так, что я успеваю в полной мере вдохнуть его горьковатый аромат. Отстраняется и защелкивает рядом с моим бедром ремень:
— Ну что, малыш, покатаемся, — говорит, глядя мне в глаза.
И я уже рот открываю, чтобы как-то исправить в папиных глазах ситуацию, но Рома опускает взгляд и осторожно поглаживает мой животик.
— Первая прогулка по Москве, как-никак. Ничего, дядя тебе еще и не такие виды покажет…
Звучит слишком многообещающе. Но у меня сердце щемит от этого его «дядя».
Он ведь твой! И я…
Ты сделал меня своей на этом самом чертовом месте.
26. ОН
Поднимаю взгляд на Соню и теряюсь, когда в ее глазах слезы замечаю.
Ну что опять? Снова расстроил? Или все дело в воспоминаниях о нашей ночи? Может хотя бы теперь жалеет, что не согласилась стать моей? Еще тогда. Я ведь просил.
И сейчас прошу. Окажись жадной! Пожелай меня! Или мое богатство! Но будь моей…
Отворачивается. Прячется снова. Конечно, она ведь не такая. Особенная девочка, которой от меня ничего не надо.
Похоже, это карма за то, что я отталкивал от себя людей, потому что им вечно от меня что-то было нужно. Нашел ту, которой готов отдать все, что имею. Но она не хочет принимать.
Придавливаю педаль газа, несколько резко срывая машину с места. Бросаю взгляд в зеркало заднего вида, выцепляя взглядом выезжающую из гаража машину, и притапливаю педаль еще немного, чтобы оторваться от остального семейства. Внимание переключается на отца Сони, что похоже придремал на заднем сиденье после
Мне действительно все больше нравится этот старик. Он будто чует, когда стоит влезть, а когда стоит воздержаться.
Пытаюсь смотреть на дорогу, но ничего не выходит. Взгляд то и дело сползает на худенькие ручки, что взволнованно теребят край безразмерной куртки, что кажется мне слишком холодной для Московской весны.
— Замерзла? — спрашиваю, и, делая вид, что желаю убедиться в своих догадках, накрываю руки Сони своей ладонью.
— Н-нет, — боязливо смотрит в зеркало, пытаясь отыскать взглядом отца. — Тут же печка греет.
— Он спит, Сонь, — помогаю я, понимая, что с такого ракурса она скорее себе шею свернет, нежели найдет ответ.
— Куда мы едем? — спрашивает, пытаясь высвободить свои пальцы из моих.
Не позволяю. Хочу хотя бы за руку ее подержать. Чувствовать, что она настоящая. А не галлюцинация моего болезного сознания.
— Что обычно первым делом хотят увидеть гости столицы? — усмехаюсь.
— Кремль? — предполагает.
Киваю:
— Там и пошопиться есть где. Очевидно, я задолжал тебе подарок.
— С чего это? — удивляется она.
— Ну как же? Гена ведь не с пустыми руками к моей невесте приехал. Значит, и я имею права его жене подарок сделать.
— Мне ничего не нужно! — отрезает.
— Ну, если исходить из потребностей, то Галя так-то тоже ни в чем не нуждается, — ухмыляюсь.
— Я не Галя, и терпеть не могу бесполезные подарки! Свою расточительность на своей будущей жене испытывайте!
Ух, какая злючка. Мне нравится. Будто ревнует.
— Она ее уже в полной мере познала, — поглаживаю подрагивающую ладонь большим пальцем. — Да и кто говорит о бесполезных подарках? Я слышал, тебе нужен халат.
— Только халат? — строго спрашивает малышка, веселя меня своим грозным видом.
— Допустим, — киваю я.
Хмурится. Не хочет соглашаться, хотя мы оба понимаем, что я могу исполнить задуманное даже без ее на то согласия.
— Ну же, позволь мне удовлетворить свое мужское эго перед твоим мужем, — использую дополнительный козырь. — Я ведь только из-за тебя промолчал за столом, тогда как планировал вышвырнуть его из своего дома. К тому же этот мерзавец почему-то оставил свою жену без подарка. Почему, Сонь?
Чувствую, как ее пальчики в моей ладони напрягаются.
— Почему, Соня? — требую я, стараясь не превышать морально допустимых децибел в присутствии спящего человека, однако голос рокочет по машине. — Почему ты все еще не развелась с этим уродом? Я ведь тебя еще на свадьбе от него спасал…
— Молчи-те, — шипит она, выдергивая все же свои руки из моих.
Воровато оглядывается. И отворачивается к окну.
Вцепляюсь двумя руками в руль, и слышу, как кожаная оплетка скрипит под пальцами. Не сдается. И не сдастся же просто так, упрямица! Мне нужен куда более серьезный козырь, чтобы заполучить ее.