Его величество Человек
Шрифт:
Потому ли, что Ариф-ата знал, что Салтанат и Батыр любят друг друга и что свадьбу им пришлось отложить из-за постигшего парня горя, или уж очень не по душе ему было то, что девушка разносит повестки, но старик не спросил, к кому Салтанат идет. Показалось ему, что девушка очень печальна, и потому подумал: «Уж не Батыру ли она несет повестку?»
Салтанат вышла на перекресток и пошла по безлюдной улице. Сердце ее билось часто-часто, волнение стесняло дыхание. Услышав сзади шаги, она обернулась и увидела, как из кладбищенских ворот вышел человек. Остановилась, пригляделась. Опустив голову, по тротуару
—Батыр-ака!
—Салтанат?
—Ассалому алейкум.
—Салом. Что ты тут делаешь так рано?
Салтанат молчала. У нее подступил комок к горлу. Батыр внимательно посмотрел на девушку.
—Где повестка? — спросил он внезапно осипшим голосом.
—Откуда ты узнал, Батыр?
—Дай-ка!
Салтанат стала медленно открывать сложенную вдвое сумку. Руки у нее дрожали. Ей казалось, что, если она отдаст повестку, Батыр сейчас же уедет и она навсегда расстанется с ним.
—Нет, скажи все-таки, откуда ты узнал, что она у меня? — вновь спросила Салтанат и отдала повестку.
—Узнал вот,— ласково глядя на девушку, ответил Батыр.
Они пошли рядом посередине улицы. Салтанат молчала. Произнести те слова, которые обдумывала всю ночь, смелости не хватало. Все у нее в голове спуталось. От смятения кровь стучала в висках.
Батыр, чуть отстав, любовался густыми, иссиня-черными волосами девушки, заплетенными в мелкие косички. «Раз нравится тебе Салтанат, я согласна, сынок...» — вспомнились ему слова матери.
—Она была согласна,— вдруг вырвалось у него.
—Кто?
—Мама.
Салтанат бросила на Батыра быстрый, тревожный взгляд и опустила голову. О чем он говорит?
Он понял ее недоумение и тревогу, поспешил объяснить:
—Покойная мама хотела, чтоб мы поженились. Она благословила нас, Салтанат, желая нам прожить до старости вместе.
Салтанат боялась, что зарыдает, и с трудом сдерживалась.
...Ей вспомнилась Джамал-хола[19] — мать Батыра. Салтанат увидела ее впервые в тот вечер, когда у подружки Хафисы за день до свадьбы состоялся девичник. Джамал-хола во дворе принимала гостей. Она не ограничилась тогда коротким ответом на приветствие Салтанат. Подозвала ее к себе, поздоровалась, слегка обнимая. Салтанат не знала тогда, что Джамал-хола — мать Батыра.
Праздники в махалле не обходились без Джамал-холы. Женит ли кто сына или младшего брата, устраивается ли бешик-той[20] или справляется новоселье, Джамал-хола брала на себя самые хлопотные обязанности. Она возражала против ненужной пышности, против излишеств, но не любила и скудных торжеств. Умела все распределить разумно и предусмотрительно. Именно за это деятельное, заинтересованное участие в чужих делах все уважали ее. Джамал-холу ввели в состав женской комиссии. Члены швейной артели звали ее «Джамалхон-мастерица», женщины же махалли почтительно называли «Джамалхон-аксакал»[21]. Такой она была, такой она вспомнилась сейчас Салтанат.
После смерти матери Батыр долго не мог прийти в себя. Несколько дней ничего не ел, только пил воду. Ни с кем не разговаривал, не позволял
—А жив-здоров ли амаки? Что пишет? — спросил Батыр, когда они приближались к чайхане.
Салтанат поняла, что Батыр спрашивает об ее отце.
—Вот как! Ты и о письме знаешь? Кто же тебе сказал? — удивилась Салтанат и поспешила сообщить: — Просит передать большой привет.
—Пусть будет жив-здоров! Где он сейчас? — Батыру хотелось попросить у Салтанат адрес ее отца, но он сдержался: в самом деле, зачем ему этот адрес? Что он будет писать отцу Салтанат?
—Отец недалеко от фронта... Батыр-ака, откуда ты узнал о письме? Скажи!
Батыр хитро улыбнулся:
—Я знаю все твои секреты. Знаю все, что ты скрываешь от меня.
—Секреты? Какие же это секреты? — заглядывая Батыру в глаза, ласково спросила Салтанат.
Батыр о чем-то задумался и не ответил ей...
В последнее время улицы все больше пустели, казались унылыми, словно и они устали нести на себе тяжелую ношу жизни. Из дома в дом двигались теперь чаще всего горе и печаль.
Дым струился из труб и, пробиваясь сквозь листву деревьев, растворялся в голубизне неба. Издали донесся звон скользящего по рельсам трамвая. Город начинал новый трудовой день. Салтанат и Батыр дошли до дома Батыра. Юноше не пришлось уговаривать Салтанат зайти — Салтанат и самой хотелось еще побыть с Батыром, помочь ему прибрать дом, в который после смерти матери он заглядывал редко.
Салтанат вошла во двор и тут же взялась за уборку. Батыр занялся книгами и тетрадями. Он перебирал их, складывал в стопки, не переставая между делом шутить. Но девушка упорно молчала, и, когда Батыр вынуждал ее что-то сказать, она отделывалась краткими ответами. Непринужденного разговора не получалось.
Прибрав айван, Салтанат решила подмести порядком запущенный двор. По краям арыка, под кронами деревьев полным-полно травы и опавших листьев. Давно здесь не убирали. Салтанат припомнились слова матери, сказанные о Батыре: «Единственный сын — единственная опора. Только он не даст угаснуть светильнику родителей. Вот Мехриниса хоть и родная сестра его матери, а разве оставит она свое хозяйство, разве переберется в дом покойной? Никогда!» Лишь теперь вдруг поняла Салтанат, что значит не дать угаснуть светильнику родителей. Нужно жить в их доме, содержать его в порядке, соблюдать родительские обычаи. Салтанат не обвиняла Батыра. Что он мог сделать, бедняга, убитый горем? И разве он навсегда ушел жить к тетке?
Себя Салтанат мысленно упрекала. Почему же она-то не помогла парню? Конечно, сразу же поползли бы слухи. Ох уж эти слухи! Вырвать бы языки тем, кто их распускает...
Вдруг струйка холодной воды ударила Салтанат в шею. Девушка вздрогнула от испуга, вскрикнула, отбросив метлу. Обернувшись, увидела Батыра с пустой пиалой в руке.
—Как не стыдно! Разве можно так! Я же подумала, что сползла змея с дерева.— Салтанат густо покраснела, голос ее дрожал.
Батыр почувствовал себя виноватым.