Его Величество Змееныш
Шрифт:
Особенно проведённые так безобразно. Уж Ева-то знала.
Перевернулась на спину и тяжко вздохнула. Яркие всполохи света станционных фонарей зажигались и медленно плыли по стенам и полкам. Запах поезда, шумное дыхание локомотива, стук железных колёс. За годы вынужденных поездок Ева успела привыкнуть к ночёвкам на жёстких дерматиновых полках купе. К шерстяным одеялам и твёрдым подушкам. К валикам полосатых матрасов.
Когда это закончится? Протянув руку, из косметички под боком вытащила крохотное круглое зеркальце.
Украшающий
Если бы не та история, что её заставляла терять столько времени на поездки в забытую Богом избушку в лесу… Да уж. В деле «вляпывания» в древние ритуалы она может дать Илье Змееву сто очков. Его приключение продлится лишь год, а вот Ева…
Отражение в зеркальце потемнело, по узору его тонкой рамки пробежали знакомые белые искры, похожие чем-то на иней. Девушка вздрогнула. Сколько лет уж прошло, а она всё никак не привыкнет. В центре зеркального круга загорелась крохотная звезда. Невероятно далёкая, не особенно яркая, она словно бы завораживала своим льдистым светом. Значит, он всё ещё жив. Ничегошеньки не изменилось, и лучше ей даже надежд не питать. Ну что же… упорства не занимать Еве Дивиной.
Тяжко вздохнула и дунула на артефакт. Зеркальце тут же погасло, словно и не было тайного знака. Теперь в нём отражалось бледное и испуганное лицо с глазами, полными слёз, с закушенной от чего-то до крови губой и растрёпанными волосами.
– Что-то приснилось? – тихий голос Ильи прозвучал так внезапно, что Ева едва не свалилась в проход между полками.
– А? – громко спросила, продемонстрировав чудеса сообразительности.
Быстро опомнившись, сунула зеркальце в косметичку и натянула на плечи сползающее одеяло. – Я… я замёрзла во сне.
Тихий вздох. И спустя пару секунд ей вдруг резко стало теплее. Нос высунув из-за подушки, Ева вдруг обнаружила, что поверх одеяла укрыта длинным и дутым Змеевским пуховиком.
– Ей! Зачем? Мне не нужно! – барахтаясь в одеяле, Ева попыталась стащить с себя эту нежданную помощь.
– Женщина! – прозвучало устало. – Я терпеть не могу, когда рядом не спят. И до слёз замерзают.
Завёрнутый в белую простыню он стоял рядом в проходе. Взъерошенный, сонный и неожиданно высокий. В темноте купе его лица не было видно. И как он успел заметить её слёзы?
– Я испачкать могу его, – не очень убедительно прозвучало.
– Пачкай, – милостиво разрешил Змеев, укладываясь обратно.
Двигался он совершенно беззвучно и гибко. Интересно, каким видом спорта занимаются мальчики из богатых семей? Чем-нибудь экзотическим.
С этими странными мыслями убаюканная мягким теплом и ароматами дорогого мужского парфюма, исходящими от неожиданно-тёплого покрывала Ева тихонько уснула…
Проснулась от запаха свежей выпечки и яркого света включённых светильников.
– Тебе если нужно в туалет, то самое время вставать, – над головой прозвучало невозмутимое. – Потом его просто закроют. Через час приезжаем.
– Что?! – Ева так удивилась, что даже подпрыгнула, лбом больно шарахнувшись о верхнюю полку.
К слову, Змеев ещё вчера предлагал убрать обе верхние полки. И почему она заупрямилась? Из чувства чистейшего противоречия. Даже что-то ему на ходу сочинила про фобию. Дура.
– Ты всё проспала, женщина. Чай уже остывает, кофе тут не добыть, карточки не принимают. Я в Череповце добыл пирожков и уже съел их почти.
– Мы где? – Ева выползла из постели, всё ещё ничего не понимая.
– Между Павлово и Волховстроем.
Он вдруг перехватил её ноги, обтянутые лосинами, и осторожно поставил их в тапочки, лежавшие на полу.
– Тапочки прикупил вот себе, на память. А то ведь никто не поверит.
На войлочных тапочках странного вида красовалась яркая вышивка: «Воркута».
– Я сколько спала? – тупо таращась на тапочки, Ева всё-таки встала, пытаясь нашарить на верхней полке толстовку.
– Тринадцать часов сорок восемь минут.
Илья встал, и секунду спустя Еве всунули в руку искомое. А потом косметичку. Купейная дверь тихо раздвинулась, и, всё ещё глупо моргая, она оказалась в коридоре вагона. Это её так невежливо выпроводили из купе?
Минут пять Ева пялилась на гладкую стенку вагона. Потом, наконец-то очнувшись, развернулась назад, раздвигая купейные двери одним резким рывком. Она мысленно ожидала застать Змеева за преступлением. Наверняка он там шарит в её рюкзаке или ест пирожки, или … Додумать она не успела.
Застала. Он нагло в проходе висел, опираясь на верхние полки руками и быстро подтягивался. Или отжимался? Руки сгибал, не касаясь пола ногами. Сосредоточенно так, энергично.
Тьфу ты.
Дверь закрывать Ева не стала, пусть знает: доверия Змееву никакого. Но, когда она, горделиво задрав подбородок, удалилась в свободный пока туалет, неуклюже шлёпая тапочками по вагонной дорожке, он только громко фыркнул ей вслед.
Странный он всё-таки, этот Змеев.
5. Впустишь?
“– А я, – упрямо сказал Страшила, – всё-таки предпочитаю мозги: когда нет мозгов, сердце ни к чему.” Н. Волков “Волшебник Изумрудного города”
Прощание на вокзале вышло неловким и скомканным. Испытав целый букет отвратительных чувств и эмоций, Ева всё же заставила Змеева записать её адрес и телефон. Этот гадёныш так выразительно морщился, как будто к нему приставала малолетняя и назойливая поклонница. Или, хуже того, очень дальняя родственница, великовозрастная и безобразная, как драцена в их магической лаборатории.