Его выбор
Шрифт:
— Нормально все будет, Ань, — как обычно отмахивается она, — я одна уже привыкла. Вот с кем-то было бы тяжелее. А так самое то.
— Да-да, рассказывай, — я с ней категорически не согласна. Но и силой ведь не затащишь, — в общем приезжай, если захочешь. Адрес ты знаешь.
— Оки-доки.
Она отключается, а я еще долго слушаю гудки. Мысли парят где-то далеко. Но все меняется, когда из детской кроватки доносится недовольное сопение.
— Проснулся, маленький.
К сыну подхожу. На ручки беру. Он тот еще маменькин сынок. Хорошо, что хоть полчаса
Суд заморозил все счета Марата и приговорили к трем годам поселения. Как объяснял мне потом товарищ майор — это очень мягкая мера за два хладнокровных убийства. Хотя я так и не поняла почему? Ведь Марат защищал наши жизни. Но видимо у суда своя правда.
— Ты голодный?
Малыш агукает, и я усаживаю его в детский стульчик. Вернее, почти укладываю. Сидеть нам пока еще рано. Разогреваю детское питание и кормлю. Потом отмываю этого хрюнделя, успевшего испачкаться так, словно кушал из миски на полу.
— Гулять пойдем?
Он опять агукает. И я собираю нас на прогулку. Не забываю сделать несколько милых фотографий. Потом обязательно отправлю Марату, который запретил к нему приезжать. Я, конечно, могла не послушаться. Но это его единственная просьба. Как я могла в ней отказать? Теперь мы иногда только созваниваемся да обмениваемся фотками. А мне с каждым разом все труднее и труднее читать его сообщения. Ведь я безумно соскучилась. Ведь мы так и не поговорили. Ведь я так и не сказала, что люблю его. А писать о таком по телефону совсем не хочется. Поэтому остается только ждать. И я его обязательно дождусь. Даже если он сам этого не хочет.
Глава 34
(несколько лет спустя)
— Мама, смоти!
— Да! Отличный куличик!
Глажу по шапочке. Погода уже теплая. Но все равно еще весна. Хоть и конец, а прохладно немного. Тем более мы только недавно с больничного. Ох уж эти садики.
— Сделяй? — просит меня сын, и я начинаю накладывать песок в небольшое треснувшее ведерко.
С деньгами опять проблемы. Мама, конечно, всегда готова помочь, но просить у нее каждый раз уже неприлично. Данила тоже не теряет надежды. Но каждый его перевод на мою карту я неизменно отправляю обратно. Только все это пустяки по сравнению с тем, что Марат больше мне не отвечает. Не звонит. А когда я пару раз попыталась приехать, оставив сына бабушке, то меня не пустили. Он отказался со мной встречаться.
Он не хочет меня видеть. Не хочет меня слышать. Наверно, он меня разлюбил. А может жалеет о том, что пожертвовал ради спасения моей жизни своей свободой. Своей карьерой. Своим бизнесом. Да. Наверное, он жалеет.
Глаза начинает щипать, а в горле ком.
— Мамь. Хватить.
Ребенок накрывает ладошкой ведро, где уже образовалась огромная горка.
— Ой. Прости малыш. Задумалась.
— Постучимь.
— Да. Да. Конечно.
Мы
— Сим-салабим-рахат-лукум.
Убираю ведро, и сыночек хлопает в ладоши. Поднимает голову. Смотрит куда-то через плечо и вдруг выдает:
— Папа!
Оборачиваюсь. Глаза слепит еще прохладное солнце. Пытаюсь вглядеться в одинокую мужскую фигуру. Но он стоит далеко. Да и солнце… В любом случае это вряд ли.
— Нет малыш. Это не папа. Это просто… дядя незнакомый.
— Папа! — не унимается ребенок и подскакивает на ножки да так шустро, что я не успеваю его поймать.
Подрываюсь следом, но запинаюсь о бортик песочницы. Падаю, а сын тем временем лихо минует все преграды, словно у него крылья появились и несется к незнакомцу.
— Тима! Стой! — ору ему, но добежать не успеваю.
Мужчина видимо на автомате подхватывает ребенка и прижимает к себе.
— Простите, пожалуйста, — торможу перед ним запыхавшись, — ребенок просто перепутал. Маленький еще, — строго на сына смотрю, — Тимур! Это не твой папа. Нельзя так просто залезать на руки к незнакомцам.
— Незнакомцам? — знакомый голос бьет по мозгам, — значит, вот кто теперь я для тебя. Понятно. Бывший зек, да еще и без денег. Естественно, кому такой нужен.
Ноги теряют опору, и я едва не падаю на землю, но сильные руки не дают. Он держит и меня, и сына так легко, словно мы ничего не весим. Мой единственный мужчина. Моя единственная любовь.
— Марат, — выдыхаю, пытаясь вглядеться в знакомые и в то же время чужие черты лица.
Но перед глазами все плывет от выступивших слез.
— Па-па! — пронзительно кричит Тимка прямо нам в уши.
— Мои любимые, — еще крепче прижимает нас к себе Марат, — никому вас больше не отдам.
Меня словно прорывает, и я начинаю рыдать. Знаю, что не красиво. Знаю, что пугаю ребенка, который теребит рукав отца и просит «мама не пвачь».
— Это слезы счастья, — пытаюсь успокоить я его, — не волнуйся.
— Значит, все-таки рада меня видеть? — хмурит брови Марат.
— Дурак! Как же иначе?
— Мама! Не обживайся на папу! — возмущается сын.
Тоже мне заступничек. Сговорились уже. Вырываюсь из объятий. Шаг в сторону делаю. Не звонил. Встречаться со мной не хотел. А теперь приехал, как ни в чем не бывало. Думает я его с распростертыми объятиями тут ждала.
Блин. Ждала, конечно. Очень-очень. Но за то, что заставил меня так волноваться, он должен ответить.
— Тима, иди к маме на ручки, — свои протягиваю.
— Ни качу! — мотает головой ребенок.
А Марат лишь сильнее прижимает его к себе.
— Ах, вы!.. Сговорились значит!
Разворачиваюсь и начинаю уходить. Но громкое «мама» тормозит. Никуда я, конечно, не уйду. Никуда не денусь. Пока мой сын у него. И Марат об этом прекрасно знает. Не зря ведь так улыбается.
Стукнуть бы его по башке! За то, что так волноваться заставил. За то, что совершенно о моих чувствах не думает. За то, что так сильно люблю его до сих пор.