Его жажда

Яблонская Альбина

Внутри меня Марсель. И это заставляет целовать его быстрее. Сочно, резко, нервно. Не могу себя сдержать и начинаю двигаться ему навстречу.

Очень влажно, я горю, истекаю жаждой. А он входит глубже. И глубже. И глубже. С каждой новой секундой. И я тону в нем до конца, тону в наслаждении. Возбуждении. В его глубоких глазах, которые смотрят на меня во время процесса.

— Я жил только тобой, — говорит он тяжело мне возле уха. Пока входит опять и опять, напористо вдавив меня в постель. — Меня держали в этом мире мысли о тебе.

— Не останавливайся!

Обнимаю

его голову ладонями. А напряженный торс — ногами. Так боюсь, что он меня отпустит. Или я сама вдруг передумаю и сделаю что-то ужасное, как в прошлый раз. Его тепло делает так, что я горю, пылаю. Истекаю потом, жажду большего. Мой аппетит растет, как и темп, с которым Марс проникает в меня в свете солнечных лучей. Мы делаем это днем, и ничего не боимся. Мне уже не страшно. Страх собою вытеснила страсть, и это правда сработало — надо было сделать это раньше. А не врать себе, что все пройдет само.

— Я не отдам тебя, слышишь, — шепчет он на ухо, напирая словно бешеный. Он трясет меня, я вздрагиваю словно от ударов изнутри. А Марс продолжает. Продолжает говорить: — Я не отдам тебя шерифу. Или кому-либо другому в этом мире. Для меня не существует ничего важнее, чем ты.

— Марсель…

— Тебе больно? — спрашивает он и на секунду замирает.

А я дрожу еще сильнее, обнимаю торс покрепче и хватаю шею обеими руками — прижимаю его ближе, чтобы дать понять: я не хочу замирать, не хочу тишины. И я привыкла к боли. Только эта боль мне делает приятно. Делает меня счастливой. Я ей рада. И хочу еще.

— Прошу, не останавливайся. Не выходи из меня до самого конца… Я так боюсь, что нам помешают. Что ты меня бросишь. Оставишь. Если узнаешь лучше. Какой я стала теперь.

Марсель пронзает до упора, вдавливает весом.

И нежно шепчет прямо возле губ. Держа меня за руки.

— Я тебя и так прекрасно знаю, Камилла. Лучше тебя самой. — Мое тело дрожит от предвкушения. Кажется, я скоро кончу. — Я вышел из тюрьмы и наблюдал за тобою сутками.

— Господи, Марс, — бьюсь я в конвульсиях. Лежа под ним. Он двигается медленно, уверенно. Мне некуда спешить, но эти слова… Он говорит и заставляет меня кончить. — Я не выдержу больше! Лиши меня мучений! Пожалуйста!

А он входит и входит. Держит мои руки, вжав их в подушку.

И нашептывает, словно заклинание:

— Смотрел, как ты гуляешь в парке. Как заходишь в магазин купить чего-то к чаю. Как задерживаешься возле детского сада и долго смотришь на детей, играющих на площадке. — Я кусаю больно губы, чтобы не кричать. А он говорит и говорит, заставляет мучиться, ходить по грани в страхе не сдержаться и упасть. Сорваться в пропасть. — Люблю смотреть, как ты бегаешь утром в наушниках, не замечаешь ничего вокруг. Как ты не спишь ночами, ждешь своего мужа. А потом вдруг просыпаешься под утро. Плачешь…

— Марсель!

Я вся горю. Буквально. В комнату ворвалось пламя. Оно давит, прижимает, не дает пути к отходу. Оно пляшет прямо здесь, уже на стенах, на полу и на кровати. Мы сгораем с ним в огне, это пожар. И он нас не щадит ни капли. Это все, что я почувствую перед отходом на покой.

— Ты плачешь,

открыв окно на кухне, — будто ничего не замечает, продолжает говорить, смотря глазами прямо в душу. Просто любит меня, жаждет. Очень сильно и жестко. Так, как я мечтала много лет. И вот оно свершилось. — Пьешь чай и о чем-то молчишь, смотря через забор на улицу. — Движения Марселя нарастают в скорости, он тоже не способен долго ждать. Вот-вот ворвется в меня спермой. Обожжет и сделает последний шаг к идиллии, которую нельзя простить. Понять. Рассказать. Обнажить перед миром и просто принять такой, как есть. — Как ты смотришь в окно и не подозреваешь, что я уже месяц живу напротив. В доме через дорогу.

— Спасибо, что пришел за мной…

Глаза мокреют, это слезы счастья и отчаяния. Но бороться я не в силах.

— Я не оставлю тебя в этот раз. Я заберу тебя с собой, — говорит он уже громко, твердо, на пределе срыва. Он готовится излиться и проникнуть до конца. — И мы уедем из этого города. Туда, где нас не осудят. Туда, где никто нас не узнает в лицо. И там мы будем вместе. Ты хочешь этого, Кэм?

— Да! — Это самое сладкое "да", которое я говорю за всю свою изломанную жизнь. — Да, я хочу с тобой уехать!

А огонь уже на нем. Я чувствую все руками. Горячо и жжет. Горят наши тела, сердца. Горим внутри дотла и без остатка.

— Будем лежать в одной постели. Трахаться днями и ночами. Готовить вместе завтрак и спать под долбаные сериалы, если хочешь.

— Марсель… Я кончаю, Марсель…

— Но если попросишь, я покажу тебе тот мир, который меня принял там, в тюрьме. Куда ты меня отправила из-за страха. — Он жестко трахает, но ищет ответа в глазах. — Это ведь был страх? Ответь мне сейчас. Пока мы не зашли с тобою слишком далеко. Это был страх или что-то другое?

Я запрокидываю голову, горю в огне от пят до кончиков ушей. Такого мощного оргазма не испытывала никогда. Еще ни разу в жизни.

Выгибаю руки, ноги, спину. Словно судорога перед смертью. Маленькой. Такой приятной смертью вместе с ним в обнимку.

Вот и все. Теперь не страшно умирать.

— Мы уже с тобою слишком далеко. — Шепчу я томно. — Не хочу возвращаться назад. Просто сделаем это. Продолжай и молчи, — закрываю ему рот ладонью и хочу почувствовать оргазм еще разок. Еще один раз. Второй, контрольный. — Я не хочу говорить. Просто двигайся во мне быстрее. Делай то, о чем мечтал все эти годы… И оставайся внутри. Прошу тебя. Оставайся внутри.

3

Камилла

Я проснулась от того, что горела живьем.

Все лицо пылало, тело дрожало от пота и жара. Отбросив одеяло, я вскочила с кровати и стала издавать какие-то звуки. Даже не слова, не крик, а что-то неразборчивое. Нечленораздельное. Я была в полнейшем ужасе от того, что увидела во сне. Ведь это был не просто сон.

Это было видение. А видения всегда сбываются.

— Боже! Нет… господи… — рвала я на себе пижаму. Казалось, что она горит огнем. Я все смотрела по сторонам и искала огонь из кошмара. Где он? Я ведь четко видела пожар. Неужели все это было лишь сном? — Какой ужас…